Отцы и дети
Путеводная
Над домом мерцает твоя звезда
И ночью, и ясным днём.
Знать не желает: через года
Мы все на нее уйдём.
Её не видать другим таким
Лишённым себя и сна,
Но знаю, что если мы всё же спим,
То нас стережёт она.
Когда мне тоскливо, то я письмо
Дрожащей рукой пишу,
Надеясь, что сможет само оно
Найти до небес маршрут.
Теряю письмо я из раза в раз
И почерк не разберу,
Уж вижу твой прищур пытливых глаз
Над чёрным созвездием букв.
Не виделись мы уже восемь лет,
А кажется будто бы год.
Всё врут, что тебя с нами больше нет:
Я чувствую наоборот.
Не бойся, мне память дороже, чем вещь,
Её не разъесть годам.
Лицо и твой голос легко беречь.
Я времени их не предам.
А камень пускай заметут снега,
Бездушный, не нужен он.
Ведь знаю: не гаснет твоя звезда
И мой охраняет сон.
Биография в две минуты
Мне только три, сладкого почти не дают,
Гонят мыть руки, – а я сама до раковины не достаю,
Учат определять время на больших часах
Мультики – ещё с помехами – увлечённо, во все глаза.
Каждые выходные у бабушки булочки поедаю в семейной компании:
Такой ещё возраст, что мне пока не нужно волноваться за талию.
Если бы кто сказал, какая о ней будет печаль,
Я бы реже тогда сахар клала в заваренный в термосе чай.
Ребята на улице, шум и визги в окно разносятся,
А меня не пускают – слишком маленькая, ведь на улице – взрослые.
Кто-то с родителями в кино уже занимает впервые очередь,
А мама, кажется, с отцом ругается… Или это с отчимом.
Она постоянно занята, постоянно работа,
Но успевает ко мне проявлять такую заботу:
Спасибо, мама, я теперь ненавижу супы и манку с комочками,
Но ты можешь гордиться – я пока что послушная дочка.
Вроде в начальной школе уже, все ещё интересно,
Конфеты теперь и сама могу стащить, знать бы место.
Время определять очень точно умею на больших часах –
Вот дождаться бы только конца урока и домой назад.
Пока бабушка печёт булочки, теперь помогаю ей,
Мама заставляет лечить простуду и посещать врачей,
Хотя вроде не болею ничем, чувствую себя как обычно…
Знаю, ей просто хочется отдохнуть, посидеть со мной на больничном.
Дедушка любит, играет в шахматы и пока ещё поднимает.
Доверяюсь ему больше всех: уж он меня понимает.
Учит сложным штукам, например, – разбираться в физике.
Так и не узнает, что внучка будет филолог и станет учить языки.
Школа к концу подходит, друзей не особо много.
Обидно, что характер такой скверный имела всю дорогу.
С мамой ругань, самостоятельность, запретов не выношу.
Бабушка терпит, не сердится, объясняет ей трудный возраст как малышу.
На больничный теперь сама. Так не хочется в школу…
У одноклассников порой бывают слишком жестокие закидоны.
Первые сигареты – неправильная социализация.
И нагоняи от дедушки, который мне заменил отца.
Выпускной, без бантов, мама плачет, да и я украдкой –
Мне семнадцать, и радости детства теперь за рамками.
За учебу медаль, чтобы мама могла знакомым хвастаться:
«Дочка умница у меня, – и обязательно добавит, – красавица».
Первый курс, филология, потому что учить физике больше некому
(когда дедушка умер, была пурга, никогда не видела столько снега,
пережили, оправились, горевать нельзя было долго:
мама с бабушкой бы быстро расклеились, так что я стала строгой).
Потом любовь, неудачная, как обычно бывает впервые
Чувства глупые – через две пары очков розовых:
Так романы учили.
Год мучений, разочарование и наконец-то разлука,
Зато в это время мы друг друга нашли с моей лучшей подругой.
Интересы стали взрослее, а мама как будто младше.
Стало странно: теперь я, не она, варю с комочками кашу.
Конец обучения, спасибо, у меня минус четыре года.
Давление, кажется, стало немного зависимым от погоды.
Переезд в другой город, одиночество и Невы берег
Мама, мам, я приеду! Только заработаю летом денег…
И друзья разлетелись, подруга лучшая осталась в родном городе,
Я люблю её так же, как прежде, а она меня нет вроде бы.
Двадцать три почти, немного учебы, подработка, мытьё тарелок.
Теперь не нужно понимать время: часы выпускают без стрелок.
Все к лучшему и больше не будем об этом, ладно?
«..Мам, привет, не знаешь, вдруг мы можем вернуться обратно?..»
Жертва
Как Мойра, плету чей-то черный ковер,
Вплетая за волосом волос,
По нитке сживая турецкий узор
Из собственных радостных полос.
Работе не видно конца безутешной,
Срываются тонкие нити.
И пальцы, когда-то дарившие нежность,
Беззвучно скрипят: "Помогите"
Все спицы поломаны в разных полотнах,
Другого не взять инструмента.
И пряжа, теряясь в ручных коридорах,
Становится красного цвета.
Маме
Ты только будь, пожалуйста, ладно?
Даже сердитая и уставшая,
Оккупирующая общую ванную,
Красивая, когда не накрашенная.
Будь тихо-тихо и не слишком взрослая,
Приноси, пожалуйста, ещё чаю.
Я очень люблю тебя, такую серьезную,
Очень люблю и очень скучаю.
Ты мой пример, олицетворение дома
Надежда на то, что все мечты сбудутся.
Мир не придумал такого слова,
Чтобы любовь прокричать тебе на всю улицу.
Каждый в праве думать, что его мама – лучшая,
Но мы-то с тобой знаем настоящую правду:
Лучшая – только ты, ты одна и заслуженно,
А мне больше ничего и не надо.
Пусть годы проходят, как проходит кино,
Мамочка, знай, ничего не изменится,
Так же, как в детстве когда-то давно,
Я точно узнаю твои шаги на лестнице.
Притчи
Горе
Унеси в свои воды, море,
Да напой мне одну песнь.
Может, всё же отпустит горе
Погостить у тебя здесь?
В дар тебе принесу слёзы
Чище пены и жемчугов
И венок из цветов розы,
Что прочертит путь вдоль брегов.
Ты меня напои лекарством,
Хоть и горьким, и ладно, пусть.
Я солёным твоим богатством
Крепче хмеля сейчас напьюсь.
И грозы мне, да прямо в душу,
Чтоб насквозь проходил заряд.
Так не хочется больше слушать,
Как о лучшем «потом» твердят.
Пеленай меня, море, крепко,
Чтоб не вырваться и не сбежать,
На песке чтоб остался слепок,
А потом растворился вспять.
Уложи меня на ракушки
И на жесткий резной коралл.
Как красивы из стёкол рюшки,
Что венчают твой щедрый дар.
Я навеки с тобой останусь,
Пульс замедлится, боль уймёт:
На земле уж не встречу старость
И на окнах узора лёд.
Будет тихо с тобой, покойно,
Только холод и песни вод.
Никаких мне сердечных войн,
Где не помнит и где не ждёт.
Только, море, прошу, однажды
Раз в году лишь и раз в сезон
Вскипяти в его сердце жажду,
Чтоб увидеть тебя пришёл.
Хоть и я уже не узнаю,
Как был близок он там ко мне,
Но ведь знаешь, что, умирая,
Больно страшно одной на дне.
В благодарность ему отдам я
Все ракушки и жемчуга,
Замирая: а вдруг касания
Ощутит дорогая рука.
Он уйдёт, прихватив ракушку,
Чтобы позже послушать её.
Море, море, пусть его уши
Не узнают в ней пенье моё!
Пусть однажды бессонной ночью
Подойдёт к ледяному окну
И отчаянно вдруг захочет
Вновь услышать он ту волну.
Пусть на миг, лишь на миг и только
Неожиданно всё поймёт
И почувствует привкус горький:
