…Этот город таил в себе множество тайн, скрытых глубоко во тьме веков, в глубинах сознания каждого старожила. Они хранились на чердаках и в подвалах старых домов, запертых ящиках, сундуках и заколоченных шкафах. Каждое заброшенное здание имело свою страшную историю и сгоревшие некогда дома, земли под которыми десятилетиями никем не были востребованы (что сгорело, то сгорело, – никому не надо такого наследия). Напрочь заколоченные колодцы, заросшие боярышником и плющом поля и огороженные поваленными деревьями части окружающего город леса – все таило в себе нечто невообразимое, недосказанное, темное.
С наступлением темноты оживали самые потаенные страхи, заставляя сердце биться чаще, а кровь в жилах леденеть. И мало кто осмеливался выходить из своих домов после полуночи. В это неурочное время опасность могла таиться на каждом шагу, за каждой тенью могло скрываться нечто, готовое поглотить твой разум, запереть в клетку боли твое тело и уничтожить душу.
Тьма была везде. Даже там, где горел свет, она всегда находила себе пристанище: в затемненном углу, под кроватью, внутри шкафов. И не было места, чтобы скрыться от нее.
Тайны этого города завораживали и пугали одновременно, обволакивая разум бархатной тканью и перетягивая ее колючей проволокой. Хранимые тьмой и мертвецами они никогда не покидали умы старожилов и плотно гнездились в душах новоселов. Десятки легенд и сотни историй как пепел оседали на улицах этого города, тяжелым грузом утягивая в вечность небытия.
Город хранил в себе тьму.
А тьма хранила город…
– Дина, это ты написала, – спросил Антон, глядя на пожелтевший лист формата A4 в своих руках. Он снова и снова пробегал глазами машинописные строчки, отпечатанные с полуторным интервалом, пытаясь понять мистический текст. И где-то в глубинах его сознания, он казался ему смутно знакомым, словно что-то хотело всплыть из старой забытой памяти. Но, сколько бы он его не перечитывал, разглядеть что-то сквозь мутные воды прошлого было невозможно.
Девочка лет тринадцати перестала рыться в своем рюкзаке и, перекатившись на вторую половину большой кровати, взглянула через плечо мужчины на листок.
– Да уж скорее, это ты в моем возрасте мог такое написать, – проговорила она и вновь вернулась к своему рюкзаку. – Пап, присмотрись, ему на вид четверть века, если не больше. К тому же, я печатные машинки видела только на картинках. А этот явно не на принтере распечатан.
– Тогда, откуда же он взялся? – проговорил Антон, не сводя глаз с текста. В висках появилась тихая, натужная пульсация, извещающая его о чрезмерной работе мозга – тревожный молоточек, бьющий по стенкам внутри черепа. «Хватит, этого нет в моей памяти», – говорило его сознание. Но, если он продолжал копать глубже, то приходили сильные головные боли.
– Пап, пора уже, – голос словно из далека.
– Мм? Да, – Антон аккуратно вложил листок в пластиковую папку с надписью «НАРАБОТКИ», и с нажимом помассировал ладонями виски, надеясь заглушить неприятную пульсацию. Но тревожный молоточек не унимался. И, взглянув на папку, он с каким-то отвращением, быстро закинул ее в дорожную сумку.
Стало легче. Но мысли не так просто успокоить, если источник возбуждения – тайна.
Что-то с этим листком было не так. Но что?
– У машинки, на которой он был напечатан, похоже, западает буква «н», она везде плохо пропечатана, – проговорил Антон, хотя это так же не давало ему никаких объяснений.
– И что? – Дина накинула рюкзак на плече и встала в дверях комнаты. В ее взгляде читалось непонимание.
– Пока не знаю, – тихо сказал он, пожав плечами, взглянул на сумку, словно вспоминая, а был ли листок на самом деле?
– А где ты его нашел?
Все-таки был. Она же его видела. Но легче ему от этого не стало, и он лишь вновь пожал плечами.
– Ты уверен, что нам все же стоит ехать? – медленно, словно подбирая слова, спросила девочка.
«Что сейчас твориться в твоей маленькой душе? – подумал Антон. – У меня такое ощущение, что я совсем перестал тебя понимать; в глазах грусть, а на лице словно и нет никаких эмоций. Что же с нами стало, Дина?»
– Тогда, нам пора, – так и не дождавшись ответа, сказала Дина. – Нам еще нужно, – на секунду она замялась, отвела взгляд от отца и уставилась на носки своих белых кроссовок. – Нужно перед отъездом к маме заехать.
Она так и не подняла взгляд. Просто стояла и ждала.
«К маме», – промелькнуло в его голове.
– Да, – тяжело выдохнув, Антон поднялся с кровати. Вновь заныли виски, а перед глазами поплыло, заставив его пошатнуться. Крепко зажмурившись, он сделал глубокий вдох. Стало легче, но ровно на столько, что бы он мог удержаться на ногах. – Я сейчас, – сказал он и прошел в ванную.
Включив холодную воду, Антон склонился над раковиной и ополоснул лицо.
В голове стало тише, и он взглянул на свое отражение в зеркале.
Неприятная волна мурашек прошлась по его загривку от увиденного. На него смотрело осунувшееся и бледное лицо. Впавшие глаза не выражали ничего кроме усталости, а некогда карий цвет радужки потускнел, казалось, он сделался грязным и серым. В коротко стриженных волосах появилась седина, ее еще немного, но тревожный звоночек уже нудит, что пора брать себя в руки.
Он еще несколько секунд рассматривал свое отражение, а потом с отвращением отвернулся от зеркала.
«Это не мое лицо. Неужели я на столько опустился?»
И старясь более не думать ни о чем, он перекрыл воду и вышел из ванной.
Дина все так же стояла в дверях комнаты.
«О чем ты думаешь, Дина? – подумал он. – Такое ощущение, что ты стала другой… Но с того случая все изменилось».
– Ты все вещи собрала? – спросил Антон, пытаясь выбросить остатки ненужных мыслей.
– Все, что мне нужно, у меня здесь, – сказала девочка, указывая на свой рюкзак. – Это у тебя только несколько сумок с вещами, коробки с книгами и компьютером. Уже давно мог бы купить себе ноутбук, чтобы не таскаться с этой допотопной машиной, у которой монитор больше системника.
Губы Антона растянулись в грустной улыбке.
Он оглядел ставшую пустой комнату, на долю секунды задерживая свой взгляд на каждом более светлом прямоугольном пятне на стене, где еще недавно висели их общие фотографии. Покосился на стоящий у окна большой письменный стол, толстый слой пыли на котором четкими границами обозначил стоявшие там еще недавно предметы. Провел рукой по пустой кровати.
В глубине души зародились чувства печали и потери.
«Прошлое должно оставаться в прошлом», – мелькнуло в его голове.
«Но так ли это?» – вторая мысль.
«А к черту!»
– Идем, Дина. Нас ждет новый дом.