Аарон
– Дай по лицу этой шлюхе! – выкрикивает знакомый голос, и я дергаюсь. Все тело покрывается испариной. – Выруби ее и возьми то, что принадлежит тебе, мальчишка! – провоцирует грубый голос.
Я перевожу взгляд на забившуюся в угол девушку. Она сжимает побелевшие губы и в крепко стиснутых пальцах мнет тонкую ткань своего белого платья.
Белый – цвет непорочности. Доказательство чистоты этой девушки. Но эта чистота вынужденная. Каждая девочка, родившись или попав в коммуну, существует под неусыпным контролем нескольких женщин: матери, бабушек, теток. Все они следят за тем, чтобы она осталась чиста до периода отбора. Пока кто-то из мужчин не примет решение жениться на ней. Но перед этим ее должны испробовать несколько неженатых мужчин, и именно по этой причине я сейчас здесь.
Я должен стать у нее первым. Правда, и для меня она станет таковой. Никогда не прикасался к женщине. Меня, конечно, проинструктировали, как это происходит, и даже показали наглядно. Но, глядя в испуганные глаза девочки, я не понимаю, как должен, черт побери, возбудиться! Мне хочется завернуть ее в покрывало и увести отсюда. Я понимаю, что единственный вариант – это сразу заявить, что женюсь на ней. Но нет, даже это не вариант. Я не достиг брачного возраста. Меня допустили к отбору лишь из-за моего особого положения.
– Ну же, Аарон! – снова подстегивает меня Дженнингс – извращенец и, по некоторым сведениям, убийца женщин. – Давай! Не задерживай нас!
При отборе присутствуют все – или почти все – члены совета коммуны. Я сейчас, как и Мисси Роут, трясусь и покрываюсь противными мурашками, от которых хочется чесаться. А еще лучше – сбежать, не оборачиваясь, но такой слабости мне не простят. Поэтому я подхожу ближе к девушке.
Ее трясет мелкой дрожью, когда она медленно качает головой и беззвучно шепчет:
– Пожалуйста, не надо.
Резко просыпаюсь и сажусь на валуне. Тру лицо, пытаясь взмахом руки стереть ужасные воспоминания. Не хочу помнить то, что творили с Мисси эти ублюдки. Не потому что я что-то испытывал к ней, а потому что от всего, что творилось в коммуне, меня выворачивало наизнанку. Мерзкие подонки, использовавшие женщин ради забавы, до сих пор правят закрытым городом. Они ломали и ломают психику нежным созданиям. А из парней растят таких же мерзопакостных ублюдков, какими являются они сами.
– Эй, Святоша! – окликает меня Волк, и я поворачиваю голову. Запускаю пальцы в длинную челку и зачесываю ее назад. – Там Долли истосковалась по тебе, – хмыкает он и засовывает в рот новую зубочистку. Волк расстается с ними только когда надевает шлем. Я даже не уверен, вынимает ли он чертовы палки на ночь или когда трудится над шлюхой.
– Пускай пососет горлышко бутылки, – хмыкаю я.
– Ты слишком суров к девушке. Может, она влюбилась.
– Ну да, во все члены клуба, – кривлю губы, но улыбка так и не растягивает мои губы.
Я уже давно не улыбаюсь. Если честно, даже не помню, делал ли это вообще когда-нибудь. Мне кажется, я с детства такой мрачный. Может, потому что дети должны беззаботной жить со своими родителями, а не так, как поступили со мной? Мне пришлось рано повзрослеть и выживать в обществе, в котором особенно остро отточен принцип “Или ты, или тебя”. Так что хочешь или нет, приходилось быть сильным. Ну а чтобы никто не мог забраться под кожу и использовать против тебя твои же слабости, проще было замкнуться в себе.
Откровенно говоря, я до сих пор не понимаю, что во мне рассмотрел Волк, не просто притащивший в байкерский клуб “Темные воины”, но и каким-то чудом ставший моим лучшим другом.
Он падает рядом со мной на валун и перекатывает зубочистку из одного угла рта в другой. Его густая борода забавно шевелится от этого движения.
Мы оба смотрим на горизонт над головами наших братьев, которые сидят у подножия огромного валуна.
– Ты опять стонал, – тихо говорит Волк. – Может, тебе таблетки какие-то попить?
– Ага, жидкие. Вискарь, например.
Волк хмыкает и качает головой.
– Дубина говорит, что он от своей паранойи избавился с помощью какого-то мозгоправа.
– Блядь, Волк, не еби мозги, – тихо цежу я, не отрываясь глядя на горизонт.
– У тебя постоянно такая херня, когда мы проезжаем мимо этого городка, – он бросает на меня взгляд, а потом тоже смотрит на возвышающийся на высоком холме старинный особняк.
Я знаю, что в низине за ним лежит город. Точнее, городок. Маленький, отвратительный, населенный людьми, которые мнят себя добропорядочными верующими христианами. Но стоит войти в один из домов и приоткрыть шкаф, как оттуда посыплются скелеты. Старые, насквозь прогнившие и изъеденные червями.
– Никогда не хотел туда возвращаться, – произношу вслух, чем удивляю самого себя.
– А сейчас вдруг захотел?
– Хочу познакомиться с девчонками.
– Нахера тебе это?
– Не знаю, Волк, – отвечаю еще тише.
Я настолько привык доверять инстинктам, что не могу просто так отбросить это желание. Как будто я должен быть в Бригэм-Хиллс в ближайшее время. Как будто меня там ждет то, что перевернет мою жизнь. И от этого мое давно уже почерневшее сердце начинает истошно колотиться где-то в горле. Откуда такая конченная реакция на этот отвратительный, мерзкий городок? Место, куда я никогда не планировал приезжать снова.
Каждый год, всем клубом отправляясь на крупный рок-фестиваль для байкеров, мы проезжаем по этой дороге. И почти каждый раз останавливаемся именно тут, чтобы отдохнуть и перекусить. До дома всего пара часов езды, но мы уже так давно в дороге, что привал просто необходим. Только вот почему, блядь, каждый раз именно здесь?! Ну, если не брать во внимание объективные причины. Удобное плато, с одной стороны окруженное каменными валунами, которые закрывают от ветра. А с другой – красивые заросли деревьев, за которыми поднимается холм, где и стоит тот самый особняк.
