Сергей Чернышев - К возобновлению истины

Момент истины – узел проблем, нерв мировой культуры. Внезапная встреча с истиной – главное событие в судьбе человека и общества. Часто – последнее.

Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?

Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня.

Пилат призвал Иисуса, и сказал Ему: Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?

Иисус отвечал: Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.

Пилат сказал Ему: что есть истина?

И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем.

Евангелие от Иоанна

– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?

– Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. Ты мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.

«Мастер и Маргарита»

Задача философии заключается в том, чтобы вопреки рассудку показать, что истинное, идея, не состоит в пустых общностях. Если истина абстрактна, то она – не истина. Здравый человеческий разум стремится к конкретному.

Гегель

Булгаковский Пилат – как и новозаветный – прожжённый политик, цинично относящийся к теме истины и всему, что с ней связано. Его вопрос был риторическим. Притом что сама истина предстала Пилату на расстоянии прикосновения, как Фоме неверующему. Но ему было суждено не дотронуться до ран, а причинить эти раны.

Это был момент истины. Миг позднего прозрения. Пилат не успел переиграть судьбу.

При столкновении с истиной людям свойственно игнорировать её до последней возможности и с отчаянным упорством цепляться за устоявшуюся веру. Даже когда та рушится у них на глазах. Даже когда истину открывает им прямое вмешательство высших сил.

Юноша Эдип обращается через Дельфийского оракула к богу Аполлону с запросом подтвердить, кто его родители. И получает поразительный ответ: кто бы ни были твои родители, тебе суждено убить отца и жениться на матери. Но даже после этого откровения Эдип ничего не меняет в своей картине мира. Продолжая считать себя сыном царя и царицы Коринфа, он предпринимает адекватные, как ему кажется, действия, чтобы избежать предсказанной судьбы. В результате он собственноручно приводит в исполнение роковое пророчество.

За полтысячелетия до евангельских событий Софокл развернул момент осознания этой истины в сценическое действо. Оно длится и поныне. К трагедии Эдипа обращаются всё новые поколения искателей истины: от Гомера, Эсхила, Еврипида, Аристотеля, Сенеки – до Гегеля, Фрейда, Арагона, Кокто, Стравинского, Пазолини, Фуко, Делёза. Премьера спектакля «Царь Эдип» театра Вахтангова в постановке Туминаса состоялась на сцене древнегреческого амфитеатра в Эпидавре.

Странно, но выражение «момент истины» – новобранец в европейских языках. Точно известны время и место появления. В 1932 году Хемингуэй ввёл его в обиход в книге «Смерть после полудня». В ней воплотился пристальный интерес к испанской корриде – её традиции, культуре и профессиональному сообществу. Как часто бывает, внутри сообщества бытовал особый жаргон, где выражение «la hora de la verdad» означало кульминационный момент схватки. Матадор должен нанести быку молниеносный смертельный удар – но и сам подвергается гибельной опасности, если неверно угадает момент, промедлит либо промахнётся. В книге автор перетолковал его на английский как «the moment of truth», при этом стал употреблять в расширительном смысле, включив в общекультурный контекст. И в современный испанский вошёл не сам профессиональный жаргонизм, а обратный перевод из Хемингуэя: «el momento de la verdad».

В СССР уже в 1934 году чудом напечатан фрагмент романа в переводе Ивана Кашкина, благодаря которому выражение «момент истины» вживлено в русский язык.

В 70-х оно испытало агрессивный захват и поглощение со стороны бестселлера Богомолова «Момент истины». Для миллионов его читателей это выражение утратило глубину и стало восприниматься как мем из профессионального жаргона военных контрразведчиков. Но баланс постепенно восстанавливается.