© Алексей Розанов, 2015
© Екатерина Панфилова, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Служил как-то Вицли-Путсли начальником керамического производства. И случилось ему писать годовой отчет. Всё то он подогнал, всё описал, всё систематезировал. Решил дебет с кредитом свести. Стал сводить и вот те на: не сводятся они никак, то дебет коньки откинет, то кредит смоется. То керамики больше чем глины (по накладной), то наоборот. Мучался он мучался, плюнул на это дело и пошёл спать. С тех пор не боги горшки обжигают.
Однажды зимой, у Вицли-Путсли кончились дрова. Стал премудрый замерзать. А так как в округе вообще никогда не было дров, то пришлось ему изучать мироздание, точнее тот параграф, в котором говорится о всемирном тепле.
Долгие холодные дни и ночи корпел Вицли-Путсли над мудрыми книгами. И вкрались знания в его голову, и построил он паровое отопление в виде трубы, один конец которой уходил глубоко в землю, а другой вылезал из крыши, заканчиваясь огромной воронкой. А смысл сего проэкта был основан на движении солнца.
Все мы знаем, что солнце – горячее. Но и горячее тоже может остыть, тем более в мороз, ведь даже костёр зимой греет меньше. Так представьте себе, каково солнцу висеть в морозном зимнем небе целый день. Поэтому оно к вечеру опускается в огромный вулкан по трубе (грея одновременно и дом Вицли-Путсли), отогревается там (в вулкане) за ночь и снова восходит на небо. Ведь даже солнцу надо согреться.
За это и выпьем.
В босоногом детстве был у Вицли-Путсли друг и звали его Маниту (тоже бог). Однажды надоели им все развлечения и игрушки, напала на друзей скука. Думали они гадали, чем бы себя занять. И придумал премудрый Маниту одну игру. Кто больше всех наберёт глаз и втащит их на высокую гору – тот и выиграл.
Полетел Маниту вниз в селение, собрал всех людей вокруг себя, растопырил пальцы на руках и ногах, разбежался и выколол 21 глаз. Довольный, поднялся Маниту с глазами на гору и собрался было уже лететь вниз за другой партией глаз, как увидал на вершине горы друга Вицли-Путсли с мешком картошки и огорчился. Тот выковыривал глазки из картошки и наковырял уже большую кучу. Так прехитро-гуманный Вицли-Путсли победил. А люди теперь вырезают глазки у картошки, подражая богам.
Шёл как-то Вицли-Путсли по яблоневому саду. Настроение у него было превосходное.
Он шёл, наслаждаясь окружающей его гармонией, но вдруг увидал, что одно яблоко валяется на земле. Непорядок! Оглянулся он по сторонам и увидел ворона.
– Не ты ли ворон – вездеклюй сгрыз яблочко моё? – вопрошал Вицли-Путсли.
– Нет, не я, хозяин, – отвечал ворон.
Оглянулся он ещё по сторонам и увидел ветер.
– Не ты ли ветер – вездедуй сдул яблочко моё?
– Нет не я, хозяин, – отвечал ветер.
Оглянулся он в третий раз и увидел червячка.
– Не ты ли червячок вездегрыз сгрыз яблочко моё?
– Нет не я, хозяин, – отвечал червячок.
Растерялся тут Вицли-Путсли и пришлось ему придумать закон всемирного тяготения.
Однажды Вицли-Путсли прикинулся обычным шлангом, залёг вдоль забора и потекла через него вода. Лежал он так и размышлял, что есть истина.
Сначала он подумал, что истина – это неоспоримое доказательство всего сущего (некая общая правильность). Потом решил, что не всего (у каждой вещи есть своя истина). Хотя истин несколько не бывает, а есть одна, но она не подходит ко всем вещам сразу. А если подходит, то с какой стороны и зачем? Тут он окончательно запутался и загрустил.
Но в это время, там где-то далеко-далеко, где в шланг – Вицли-Путсли втекала вода, кто-то перепутал краны и пустил вместо воды вино. И понял Вицли-Путсли, что истинное суждение о всех вещах кроется в одном сосуде – кубке вина, положив тем самым начало великой науке – единовиноведению.
В детстве Маниту любил играть на складе зерна. Бывало вырежет из камня фигурки мужчины и женщины и давай имитировать половой акт. Уж имитирует, имитирует, имитирует, имитирует; до тех пор, пока мама обедать не позовёт. Подсмотрел как-то раз эту игру прехитрый Вицли-Путсли. Долго наблюдал он и наблюл – таки одну маленькую, но интересную деталь.
Во время совокупления, между телами каменных фигурок попадает несколько хлебных зёрен, а по окончании акта от зёрен остаётся белый порошок – мука. Подсмотрел это Вицли-Путсли и придумал жернова.
С тех пор люди пекут бублики и рогалики, в память о великом открытии.
Однажды я тащил чемодан с потребностями. Пальцы моей руки задеревенели, пытались разжаться. Ноги запутались сами по себе, и ядовитый товарищ мозг ехидно предложил отдохнуть.
Но тут чемодан выскочил из рук, стукнулся о землю и раскрылся. Все мои потребности, насущные и не очень, разбились, а я стоял – руки в карманы и думал какая-же всё-таки хрупкая вещь – потребность. Мне было легко и спокойно, а от весеннего ветра в голову лезла всякая непотребщина.
Маленькая трагедия окурка, лежащего в луже
«Быть уже выкуренным и лежать в грязи или ждать своего часа в пачке? Быть или не быть? Гамлет, блин.»
Я точно знаю, что далеко-далеко за высокими горами, за широкими морями есть пуп земли. И это именно пуп, а не какая-нибудь другая часть, и он не сам по себе выскочил, просто при рождении земли завязали в узел её ось.
Однажды, читав энциклопедию мне попалась странная фраза «Обширный район».
Поразмыслив, я подумал, что слова не точны. В своём понимании действительности район может быть каким угодно: «обширным», «обкуренным», «обдолбанным» и просто «обпьянённым».
Главное, в нём должна присутствовать приставка «об».
И тут становится ясно, что от этой приставки зависит суть – произрастает название «область», т.е. «власть» («в» теряется в процессе), которую «об».
А поэтому получается, что в каждом территориальном делении есть свой приход, которого власти не понять.
Однажды, в голубой стране повесился голубой ослик. Он болтался на голубой верёвочке, а голубой ветерок раскачивал его голубой хвостик.
Вокруг него летали голубые голубки, и в принципе было не важно, отчего он повесился; просто голубое небо смотрело «голубой огонёк»; а в ярко-малиновом закате было видно, как в голубятне жарятся голубцы. А мужеложество тут ни причём, ведь я обычный микроб, попавший изо рта в обычный шарик голубого цвета. А шарик этот купила маленькая девочка, которая и повесила этого ослика.
Вот такая, блин, грусть.
P.S. (по просьбам жалостливых слушателей) Но тут случилось чудо! Ослик ожил – ведь он был Ослик МакКлауд. Выскочив из петли, он затоптал копытами жестокую девочку, отгрыз её косички, громко кричал «иа-иа» и матерился.