Порой казалось, что кроме них, троих, на всём острове совсем нет детей.
Это бывало, когда очередная выдумка или игра увлекали настолько, что даже звук вечернего рожка на высокой и тёмной стене «заведения» не сразу мог остановить их стремительное, не умещающееся иногда в целый день, весёлое мальчишеское общение.
Нет, конечно, в небольшом городе на другой стороне острова была начальная школа, да и в рыбацкой деревушке, расположившейся за дальними мысами, жили их ровесники, но здесь, на случайно когда-то выделенном природой и специально затем замкнутом людьми участке земли, под стенами «заведения» они, Александр, Джон и Сидни всё-таки были единственными детьми.
Их семьи не желали тесно общаться, у каждого из взрослых уже была своя биография, делающая невозможным радостный взаимный интерес, а вот мальчишки, с точностью до месяца одинакового возраста, не имеющие запретов от родителей и какого-то иного выбора, уже давно стали хорошими и верными друзьями.
Сын начальника тюрьмы, пухлый и рослый Александр, был заводилой и самым громким командиром в их отряде, если трём сорванцам выпадало в очередной вторник идти атакой на индейские поселения или брать штурмом хорошо укреплённые пиратские убежища в ближайших меловых скалах.
Сын тюремной прачки, задумчивый, большеглазый и болезненно худой Джон всегда и во всём соглашался с друзьями, не спорил с ними, ни на что не обижался; единственное, что смогло заставить его однажды жадно и опасно посмотреть в глаза проходящему мимо вооружённому конвойному солдату, была старая медная монета, случайно замеченная им на обочине тропинки.
Не помнивший своей матери светловолосый Сидни, сын вольного поселенца, маячника, который много лет до последней своей свободы был клиентом именно «заведения», как эту тюрьму для опасных государственных преступников в обиходе называли все заинтересованные в её деятельности люди, так вот Сидни стараниями молчаливого отца к своим семи годам стал весьма начитан, дерзок и любопытен.
Именно он однажды прочитал, придумал и подробно рассказал друзьям, что к годовщине смерти их общего любимца, славного казённого пёсика Корнета, они непременно должны сделать фейерверк.
Вынужденно совместное существование немногих людей в просторном ущелье не было расцвечено радостью частых праздников, большинство природных и жизненных явлений они воспринимали с опаской, рассчитывая только на неприятные и тягостные последствия, поэтому, когда в сумерках на вершине мрачной меловой скалы, возвышавшейся над воротами тюрьмы, прогрохотал красно-жёлтый свирепый взрыв, все испугались…
Система охраны и государственного сыска являлась в «заведении» основным, прекрасно отлаженным занятием, поэтому злоумышленники были схвачены и доставлены в кабинет начальника тюрьмы в считанные минуты.
Редкие свидетели этого события потом, переглядываясь, рассказывали в семьях, что из-за неплотно прикрытых дверей важного кабинета долго ещё доносились яростные крики, пронзительные звуки слёз и просьбы о немедленном помиловании…
Всю вину за содеянное Александр взял на себя, отважно объявив отцу, что злополучный фейерверк он придумал сам, лично, и что друзья были только слепыми исполнителями его воли. Начальник тюрьмы, грозно раскинувшийся внушительной фигурой в большом тёмном кресле, крутил седой ус и, незаметно посмеиваясь, также тайно для подследственного сомневался в его любви к книгам и, как следствие, в наличии необходимых для устройства такого взрыва знаниях.
Все участники мероприятия получили по неделе домашнего заключения, что было, по их мнению, чрезвычайно жестоким наказанием.
…Потом в один из жарких дней, не дождавшись ещё начала настоящего лета, мальчишки угнали от причала маленький парусный ялик, исполнявший в «заведении» роль почтовой кареты, на котором один из назначенных и способных к морским занятиям солдат охраны ежедневно доставлял из городка официальную корреспонденцию.
Они, трое, уже были корсарами и должны были разгромить базу мятежников, прекрасно устроившихся в рыбацком посёлке неподалёку.
