На одном дыхании, с чёрным лицом
Он крестился перед скромной часовней.
Проходили мимо мужчина с женой,
Пробегали дети дружной толпою.
Незаметно для всех он скидывал грязь
В перекрёстке пеших дорожек,
Незаметно для всех, крестясь,
Спасал душу от чёртовых рожек.
День весенний уже стоял,
Облегчал наши зимние лица.
Может, в этом причина была,
Что он мог незаметно креститься?
Ни упрёка, ни грубого слова —
Так вёл с Богом свой диалог.
Во хмелю стоял, после запоя,
Под качание слабых ног.
В этот день он был незаметен —
Бог закрыл его солнечным днём!
Не нужны им чьи-то сомнения,
Сейчас надо побыть вдвоём.
Ни много, ни мало, ему уж за сорок —
И вроде не стар, и вроде не молод.
Пройдёт, пробурчит на соседнюю дверь,
Закроет свою за собой поплотней.
Его никогда не видели пьяным,
Расстроенным чем-то и просто усталым.
Пройдёт, покосится на соседнюю дверь
И вспомнит рассказ про «мешок» и про «лень».
Работает много, с утра и до ночи,
Мечтает о счастье, море и Сочи.
Но мысли прервёт пришедший сосед,
Соседка затеет на кухне обед.
А главное ведь, чтоб был в доме порядок,
Чтоб в кухню пройти без помех и оглядок,
Чтоб каждый хранил на столе чистоту,
Помыл за собой пол и плиту.
Но как это всё воплотить в одночасье,
Когда ему выйти из комнаты надо?
А тут холодильник, батарея, плита,
И дверь у соседа закрыта с утра!
Пойдёт на работу, расстроится разом:
Сосед ещё спит! Ну просто зараза!
Закроет скрипучую чёрную дверь
И чёрные мысли оставит за ней.
Его финишная прямая далеко за горизонтом —
Он вынослив и поджарый от ветров, дождей и солнца.
Ему лет совсем немного, что-то где-то шестьдесят,
А он поднимает ногу, как и раньше, в двадцать пять.
Его любят все соседи, на работе он пример —
Он считает километры, а не календарный день.
Марафон течёт по жилам, кровь свинцом стучит, как пульс,
Марафонец-долгожитель любит ритм и любит жизнь.
Его знает каждый дворник, знает школьник и студент,
Он не смотрит утром в сонник и не помнит про обед.
На стене висят медали, кубки стонут от тоски,
Кубки раньше в руки брали, а висели… на груди.
Белой зимой в тихую погоду
Ангел собирал звёзды у порога.
Звёзды все погасли, тлели угольки,
Лишь одна светилась до утренней зари.
Редкое явление показалось людям —
Он отнёс на небо Рождественское чудо.
Рождеством Христовым стала эта ночь,
С Рождества Христова в каждом доме Бог!
А стоит ли писать о ней?
Ведь я больше её не увижу.
Это всего лишь краткий момент,
Танец, в котором я лишний.
Свет приглушённый и много народу,
Пьяные руки и пьяные ноги.
Чёрное платье с белой каймой.
Она танцевала, но не со мной.
Я наблюдал почти откровенно,
Выпил вина красного цвета.
Рядом сидели двое друзей,
Я же стремился лишь только к ней.
Время к полуночи, народ прибавлялся,
Лилось спиртное и пьяные танцы.
Я в стороне за ней наблюдал,
Этот наглец её целовал.
Чёрт побери, какие страдания!
Столько танцующих, я в ожидании.
Взгляд прицепился только к одной —
Чёрное платье с белой каймой.
Я поднимал из глубин свою память…
В этот момент они исчезают.
Они сидели за дальним столом.
Всё же я где-то видел её…
Я с ней знакомился или случайно?..
Может, в автобусе полном и раннем?
Но я не езжу на работу с утра.
Нет, извините, не танцую пока!
Всё теперь в прошлом. И слава Богу!
Я уходил, задержавшись в проходе.
Буду надеяться, не навсегда
В память мою незнакомка вошла!
Ну, что виляешь коричневым хвостом?
Один стоишь на дороге.
Может, ты потерял свой дом
Или ищешь собак знакомых?
А погода сегодня добра —
Снег лежит и очень спокойно.
Ни метели, ни ветерка, минус пять —
Ты, я вижу, доволен.
Приглядеться поближе, ты славный пёс!
И даже особой породы —
Строгий взгляд и вздёрнутый нос,
Как погода, тоже спокойный.
И, я думаю, местный ты!
А решил обойти владенья,
Посмотрел, что кругом все свои,
И стоишь на дороге степенный.
Помашу тебе вслед рукой,
Ты хвостом вильнёшь на прощанье.
Пойду в гости, а ты домой,
Теперь будешь приветствовать лаем!
Стрелял из последних сил, стрелял, чуть не плача,
Стрелял и лежал на полу, испытывая удачу.
Они к нему шумно зашли, уже опьянённые кровью.
Вечер спокойный был в доме, где много комнат.
И началась их борьба, они его толком не знали,
Но кровь заливала глаза, а души ещё желали.
Удар кулаком под сердце, второй ударяет под дых —
Подкашиваются ноги, и он на полу лежит.
Его пинают ногами, не может даже привстать:
– Ну, что ж не зашли раньше, хотя бы лет двадцать назад?
Тогда ещё мог потягаться, их силы были равны,
А нынче он начал стесняться женщин и седины.
Давно уже вырос ребёнок, жена где-то с другим.
И без многочисленных комнат, можно сказать, один.
Район, где живёт, опасный, здесь правят злость и обман,
Сюда попадают случайно, специально и по годам.
Тогда подготовился сразу, когда изменился мир,
Сейчас пригодились оружие и подходящий калибр.
Один упал тут же, рядом, струёй вытекала кровь,
Второй побежал в прохладу. Стояла осенняя ночь.
Глаза стрелка заблестели, он выбежал вслед за ним,
Рукой на ходу движение – и в спину его поразил.
При этом напрыгнул сверху, сбил с ног, задержал,
Но всхрипнул под ним лежащий и силу свою потерял.
Ему оставалось немного – дождаться, когда заберут,
Затем проведут экспертизу, и состоится суд.
Ему не найдут оправданий, он сам оправдает себя:
– Не каждый умрёт под ногами, для этого сила нужна!
Пожалуйста, не уходи,
Хоть на минуту здесь останься!
Мне не хватает для души любви
И медленного танца.
Я не могу уснуть в покое,
Меня тревожат облака.
Включу мелодию погромче
И в вальсе закружу тебя.
Пожалуйста, побудь со мной,
Узнай мой быт, мои желанья.
Я поведу тебя с собой,
А ты откроешь мне все тайны.
И можешь ночью не молчать,
А утром не спешить с ответом.
Тебя приятно созерцать,
Когда ты спишь и не одета.
Пожалуйста, люби меня!
Хоть на мгновенье открой душу.
И я отброшу все дела,
Чтобы тебя одну послушать!
Зима, опять зима, а за окном
уже апрель,
И в шкаф убрали полушубки.
Светило солнце,
И вчера люди ходили в лёгких
куртках.
Машины мчались по шоссе,
Летели в пешеходов брызги.
Кричали лужи: «Берегись!»,
И раздавались в ответ визги.
А я сегодня крепко спал,
Накрылся зимним одеялом.
Холодный воздух колдовал,
И простынь улетела на пол.
Под утро ночь ушла к себе,
Пропали сны и одеяло.
Зима писала на стекле
И снегом город украшала.
Не надо больше про любовь!
Любовь надменна и лукава.
Ты разбиваешь руки в кровь,
Да так настойчиво, упрямо.
Она сбежит, не обернётся,
Возьмёт ключи, сядет за руль,
И рядом больше не проснётся,
И не возьмёт в руки кастрюль.
– Ты, – скажет, – начитался книжек!
Твой век уже давно прошёл!
Лучше сходи за сыном в садик! —
И из окна махнёт рукой.
