По темным улицам Рима ехали два всадника. Встречные отряды ночных вигилов сдерживали окрики и почтительно приветствовали их, едва распахивался плащ на едущем впереди и становилась заметна преторианская кираса с нагрудными фалерами. Вигилы недоуменно оборачивались вслед и гадали, куда мог отправиться в столь поздний час префект претория.
Всадники обогнули императорские форумы, оставили позади Велабр и Бычий форум и по мосту въехали в Затибрский район.
– Господин! Зря ты не взял сопровождение! – поежился в седле спутник Макрона. – Не ровен час…
– Не трусь, Луп! – резко ответил Макрон. – Кто из грязного отребья посмеет напасть на нас? Только бы не заблудиться и вернуться к утру.
Он пришпорил коня, спутник последовал его примеру, и по Портовой дороге они поскакали к Эмпорию. Там, за складами, городская свалка, цель ночного путешествия.
Макрон с ужасом думал о том, что ему предстояло сделать. Едва зажглись в городе огни, как в дом к нему постучал непрошеный посетитель, и после краткой беседы с ним префект велел седлать лошадей. Просьба Силана убила его, но отказать своему новому другу он не смог, да и не захотел бы. Страшное происшествие, случившееся во дворце, ужаснуло его до глубины души. Узнай он об этом раньше, то успел бы предпринять какие-то шаги для спасения дочери той, кого он любил больше всех на свете, и чья смерть выбелила его волосы полтора месяца назад. Макрон не смирился с потерей возлюбленной, продолжая думать о ней, как о живой, и неустанно молить богов вернуть ее.
Теперь он обязан спасти ее дочь, отверженную собственным сумасшедшим отцом и обреченную на гибель. Как мог Калигула, боготворивший Клавдиллу, приказать убить их дочь? Почему он решил возвести вину за смерть матери на несчастного ребенка, которому подарили жизнь боги, оставив в утешение скорбящему вдовцу, едва оправившемуся от жестокой болезни после похорон жены?
Они с Лупом уже побывали у Хереи во дворце. Старый воин только и смог предположить, бессильно разводя руками, что маленькую Юлиллу по обычаю положили на дорогу рабы, но расспросы растерянной челяди ничего не дали. Подобрал ли кто-нибудь крохотный сверток с младенцем или ее, незамеченную, вместе с мусором свезли на городскую свалку уборщики улиц: ответы на эти вопросы и рассчитывал получить Невий Серторий, предприняв путешествие за Эмпорий.
Неудачи, однако, продолжали преследовать их. Смотрители ничего не знали, но под гневным взглядом префекта претория они до утра ворошили мусор, свезенный недавно из городской черты. Ребенка не было.
С этой вестью усталый и расстроенный Макрон, едва пропели петухи, стучался в дом Силана.
Io, Saturnalia! Праздник бил ключом в Капуе, ворвавшись в размеренный распорядок жизни горожан. Город гулял, искренне полагая, что золотой век вернулся на эти недолгие дни. Эдикт нового цезаря, возвестивший о Ювеналиях, новом празднике, продолжающем любимые Сатурналии, вызвал радость и всеобщее ликование. Суды и школы закрылись, все наказания были отсрочены. В эти дни горожане пировали, устраивали различные игры, дарили друг другу подарки. Дни и ночи напролет по улицам носились толпы в цветочных венках, опьяненные вином и вседозволенностью. Рабы наравне с хозяевами веселились, пили в кабачках за одним столом с гладиаторами и тискали дешевых шлюх, покупая любовь и выпивку за подаренные хозяевами деньги. Io, Saturnalia!
Лишь один дом на окраине в эти веселые дни стоял тихий и темный. В первый день праздника хозяин, облаченный по обычаю в темную тогу, устроил пир для домашних рабов, лично прислуживая за столом в память о легендарном времени, когда все еще были равны, вручил каждому небольшую безделушку и несколько ассов, и приказал, чтобы ни один не возвращался до конца Ювеналий. Рабы перешептывались украдкой, с грустью рассматривая скудные дары. Старому кравчему досталась статуэтка Венеры, а молоденькой рабыне – дешевая фибула для мужского плаща. Тихо меж собой рабы обменивались безделками или бежали в лавку скупщика выручить лишний асс на выпивку.
Клавдию, как и любому патрицию, был ненавистен любимый праздник черни. Унизительно было прислуживать рабам с разным цветом кожи, играть по обычаю с ними в кости за хозяйским столом и слушать иступленные вопли «Io, Saturnalia!». Сегодня Клавдию совсем не везло. Собственным слугам проиграл две сотни сестерциев, отложенных на покупку дешевой ткани для их же туник. Рабы усиленно делали вид, что не замечают хмурого чела хозяина, и нагло делили меж собой звонкие монеты.
Ну вот, наконец-то, дом стих. Слуги ушли, отпущенные на дни Сатурналий, и Клавдий, вздыхая и хромая сильнее, чем обычно, погасил все огни в атриуме и над дверью снаружи – предосторожность, чтобы не нагрянули незваные гости.
Неслышной тенью в таблиний скользнула Кальпурния и нерешительно остановилась перед столом, за которым сидел Клавдий, погруженный в невеселые думы.
– Девочка моя! – лицо старика на миг осветилось улыбкой. – Проходи, не стесняйся моего дурного настроения. Я припас для тебя подарок.
Из капсы, стоящей на столе, Клавдий достал ожерелье из мелкого жемчуга.
– Вот, привез из Рима для тебя.
– Но позабыл там свое веселье.
– О каком веселье может идти речь, если произошло столько печальных событий, – вздохнул Клавдий и нахмурился.
Кальпурния осторожно промокнула кончиком туники нежданно выступившие на глазах слезы.
– Жаль Юнию. Мне искренне нравилась эта красавица, она так щедро одарила меня перед отъездом. О Великая Мать, неужели это было всего лишь два месяца тому назад?
– Рождение ребенка причинило ей жестокие муки, но умерла она тихо и без страдания, истекая кровью. Хотя Харикл и клялся мне перед ларарием, что кровотечения не должно было быть, он сделал все верно.
– И ты поверил? – спросила Кальпурния.
– А почему нет? В ту ночь случилось много необъяснимых и странных вещей, – Клавдий вдруг понизил голос и придвинулся ближе к Кальпурнии. – В тот миг, когда последний вздох слетел с ее уст, сильный порыв ветра потушил все факелы и светильники во всем Риме. Город разом окутала тьма. А все присутствующие явственно слышали осторожные шаги рядом, и каждого во дворце коснулись крылом боги смерти. Будто пометили своей печатью.
– А Гай Цезарь? – с ужасом спросила Кальпурния.
– Я не знаю, что он испытал в ту страшную ночь, он все время был рядом с Клавдилллой, она что-то сказала ему перед смертью. И после этого наш император так переменился.
Клавдий склонил голову и надолго задумался.
– А может, – наконец заговорил он вновь, – эти перемены произошли в нем после похорон и долгой болезни. Я уверен, что Юния стала богиней, но не светлой, как Август, а темной спутницей Гекаты, которой она поклонялась всю жизнь. – Кальпуриния слушала Клавдия, затаив дыхание. – В погребальный костер на глазах у всех ударила молния, в тот же миг Калигула упал замертво, а когда мои племянницы поднялись, чтобы собрать останки в золотую урну, то не нашли ничего, кроме пепла от дров.
