Она приезжает в тишине. Ни сирен, ни сигнальных огней, ни толп помощников. Ничего не возвещает о том, что Ангела Меркель прибыла в кирпичную потсдамскую церквушку неподалёку от Берлина. Меркель нарочно шагает слегка сгорбившись. Везде мерцают вспышки смартфонов, а она – женщина, которая так ненавидит объективы камер, – миролюбиво улыбается. Улыбается своему народу. Церквушка, которую посетила Меркель, располагается рядом со столицей, однако её посетители ни капли не похожи на представителей высшего общества, с которыми Меркель общается бóльшую часть рабочего времени. Её отец был пастором в почти такой же обычной приходской церкви. А молитвенный дом, в который Меркель заглянула сегодняшним сырым осенним вечером, стал для неё неким убежищем. В нём она может хотя бы ненадолго скрыться от беспокойства, которым пронизан её четвёртый, и последний, срок. Все реже и реже ей удаётся посещать родные бранденбургские земли. Всё реже и реже появляется возможность пройтись по близлежащим лесам. Когда спасаешь целый мир, отдыхать некогда.
Сегодня, в Оберлинской церкви, которую посещают те, кого можно считать семьёй, шестидесятитрёхлетняя канцлер Федеративной Республики Германия ненадолго позволяет себе расслабиться. Она одета как на работу: пиджак темно-изумрудного цвета, чёрные брюки и такого же цвета туфли. Меркель твёрдым шагом приближается к алтарю и усаживается на расположенный подле него стул с прямой спинкой. Пальцы её рук едва соприкасаются – сегодня этот молитвенный жест знаком немцам настолько хорошо, что существует даже соответствующий эмодзи[1]. «В детстве я слышала звон церковных колоколов каждое утро и каждый вечер, в шесть. Тоскую по тем временам», – обращается она к притихшим прихожанам, которые благодарны канцлеру, чрезвычайно сильно пекущемуся о неприкосновенности своей частной жизни, за эти редкие визиты. Всего на мгновение улыбка канцлера – искренняя, несвойственная политикам – стирает глубокие морщины, которыми испещрено её лицо. В последние годы жизнь первой канцлерин[2] Германии преисполнена общественных и политических волнений. Меркель, ставшую жертвой растущей волны всемирного популизма, яростно критикуют ультраправые, впервые со времён Второй мировой войны вошедшие в состав бундестага Германии.
«Когда я впервые пришла в школу, – продолжает Меркель, приоткрывая завесу тайны над тем, насколько непросто жилось дочери пастора в обители атеистов – Восточной Германии, – нам велели по очереди встать и сказать, кем работают наши родители». Она вспомнила, как одноклассники посоветовали ей: «Скажи: водителем». С точки зрения пролетария, работать водителем было престижнее, чем пастором, а в немецком «водитель» и «пастор» ещё и звучат похоже: Fahrer и Pfarrer.
«Мой отец – пастор», – упрямо ответила тогда Меркель.
Ей не нужно объяснять прихожанам, насколько опасной была подобная откровенность в Восточной Германии. Даже дети боялись привлекать внимание «всевидящего ока». Штази[3] вмешивалось в жизнь простых людей намного активнее и агрессивнее своего предшественника, – гестапо. В состав гестапо входило всего 7 тысяч человек, а в Министерство государственной безопасности ГДР – 173 тысячи сотрудников, в том числе осведомителей. Доносами занимался каждый 64-й человек. «Конечно, детство сильно повлияло на мою дальнейшую жизнь», – говорит Меркель, тем самым, возможно, непреднамеренно подсказывая, кто она на самом деле, как именно в течение полутора десятка лет – подумать только – удерживала власть и почему до сих пор осталась загадкой и для родной страны, и уж тем более для остального мира.
Пастор Маттиас Фихтмюллер возвращает Меркель в настоящее – спрашивает, читает ли канцлер книги, которые о ней пишут. «Да, вот только они вообще не про меня!» – смеётся канцлер. Прихожане смеются вместе с ней. «Я прилагаю всевозможные усилия к тому, чтобы сохранять деловые отношения с общественностью и не распространяться об определённых сторонах своей жизни», – говорит она. Меркель чётко даёт понять: о том, что не касается её служебного положения, остальным знать ни к чему. Подобная скрытность священна для любого в окружении канцлера. Поэтому никогда не было ни утечек, ни разоблачающих мемуаров от тех, кому Меркель успела довериться за шестнадцать лет на посту канцлера. Исключительно преданные помощники отчаянно защищали личную жизнь женщины, которой большинство из них служило полтора десятка лет. «Ребята, вы все ещё здесь?» – 44-й президент США Барак Обама был поражён, увидев, что команда Меркель во время поездки в Берлин в 2016 году практически не изменилась с тех пор, как он вступил в должность в 2008.
Даже спустя несколько десятилетий немцев не утомил ни её образ, ни голос, ни забота, поскольку забота эта была ненавязчива. Несмотря на то, что о личной жизни канцлера немцам почти ничего неизвестно (разве только то, что она живёт жизнью, не слишком отличающейся от жизни простого народа), её трижды переизбирали – всегда с заметным перевесом. Изредка её можно увидеть красиво одетой на Байрёйтском фестивале в Баварии, однако с такой же вероятностью – встретить в магазине продуктов. Она извлекла урок из жизни своих предшественников, таких как Гельмут Коль, который выставлял напоказ свою супругу и отпрысков, заставляя изображать безупречную немецкую семью, пока жена не покончила с собой, а сыновья не отдалились, и герой холодной войны Вилли Брандт, который, как оказалось впоследствии, страдал депрессией и был помешан на сексе.
Порой желание Меркель сохранять свою жизнь неприкосновенной доходит до паранойи. Она не ведёт никаких дневников, не пользуется электронной почтой и лишь по необходимости пишет совсем короткие сообщения. Если кто-то из помощников раскроет даже самую безобидную подробность её жизни – общению конец. Одному политическому союзнику Меркель так и не удалось добиться былого доверия после того, как он отправил электронное письмо длиной в четыре слова: «Спасибо за предложение, А. М.»
В попытках разгадать тайну жизни столь скрытной личности обозреватели порой прибегали к совершенно нелепым выводам. Взять хотя бы то самое заключение, которое сделала именитая немецкая еженедельная газета «Цайт»: «Вот Меркель общается на ZDF [государственный немецкий телеканал] с несколькими людьми и вращает пальцами верхнюю пуговицу своего пиджака. Не двигает её вперёд-назад, а ритмично вращает по кругу. Когда канцлер волнуется, то играет указательным пальцем с большим. А круговые движения, наоборот, говорят о молчаливом спокойствии». Во время пресс-конференций в зарубежных столицах «степень её неприязни по отношению к собеседнику очевидна по тому, насколько часто она смотрит на стопку бумаг перед ним».
