В тот вечер мы собрались в прославленном «Мазох-кафе» на Сербской, где у входа отлитый из бронзы писатель2 демонстрирует свою кардиальную область с застекленной в ней Венерой в мехах. Нам уже принесли по «Оргазму панночки» (я заметила, что названия у коктейлей на английском и украинском различаются, что давало дополнительный повод для похотливых шуток), и теперь мои господа сосредоточенно листали опушенные черным мехом и подбитые каблучками меню, клацавшие набойками по столу, в поисках чего-то более скромного, чем бычьи яйца. Обычно наши встречи проходили в «GloryCafe», где высокие зеркальные потолки, пурпурный полусвет и кофе с коньяком создавали идеальную атмосферу для того, чтобы делиться снами или повторять за домнишоарой3 Ликуцей румынские фразы, похожие на некромантские заклинания. Но сегодня Ева решила сломать систему, Морсус поддержал ее – и вот мы сидим здесь. И за моей спиной чаровница с русой косой, туго заплетенной, как арапник, с оттяжкой хлещет багрового бюргера, а он своим рычанием оправдывает всю достославную немецкую киноиндустрию. Морсус и домнишоара Ликуца переглядываются – у них есть общие немецкие воспоминания. Прошлым летом он сел в одиночестве на поезд Львов – Берлин и поехал на тату-фест, а обратно вернулся в компании барышни с септумом в носу и пирсингом в сосках. Ко всеобщему удивлению, домнишоара Ликуца прижилась в его паучьем гнезде и теперь лишь периодически покидает Морсуса ради своего заочного факультета в Сибиу, где она изучает философию и религиоведение. Сама она то ли из Мурамуреша, то ли…
– Из Сигишоары! – восклицает Морсус, назидательно подняв палец. – А Сигишоара находится в Трансильвании, и пора бы уже это запомнить!
Сигишоара знаменита тем, что там родился Влад III Дракула, на одной из улиц даже сохранился его дом. Домнишоара Ликуца – его соотечественница. Впрочем, Морсусу не грозит быть обескровленным в одну из лунных ночей – даже если ему и достался вампир, то вампир обезвреженный. На внутренней стороне обеих рук домнишоары Ликуцы вытатуирована церковнославянская вязь двух молитв Архангелу Михаилу. Думаю, ее румынское происхождение многое объясняет.
Я перевожу взгляд на Анджея, этого загадочного поляка, которого Ева решила сегодня ввести в наше слегка интернациональное общество, и понимаю, почему именно «Мазох-кафе»: обязательное представление для иностранца, еще пара «Оргазмов Панночки», и «Сльози Радостi», и «Сосок Венери», и публичная порка, и веселый гогот – все это способствует реактивному сближению. Однако Анджея, похоже, не особо впечатляют официантки в черных корсажах и орудия пыток – его взор растерянно скользит по публике, но вновь и вновь возвращается к Еве. Она сидит, опустив ресницы над строчками афродизиакального меню, одетая в узорчатую душегрейку с меховой оторочкой цвета горького шоколада, темные локоны рассыпаны по плечам. И ясно, что своим молчанием она передает мне или Морсусу право начать светскую беседу, изящный перекрестный допрос, каковой неизбежен при появлении нового человека в уже сложившейся компании, первой попробовать на вкус этот лингвистический гуляш из английского, польского и украинского языков, приправленный балканской латынью домнишоары Ликуцы (sigur, dragă4!).
– Вам здесь нравится, пан Анджей? – вопросила Ляна на польский манер, закрывая меню и постукивая по обложке коготками, покрытыми лаком цвета «Mordant Red 19».
– Откровенно говоря, здесь хороши лишь официантки да выпивка, – он ухмыльнулся, – но интерьер ужасен, не говоря уж про освещение. Мне кажется, господин Захер-Мазох не оценил бы подобный формат.
– А каким же тогда он должен быть, по Вашему мнению?
– Думаю, либо похожим на украинский шинок, либо на будуар знатной дамы. Скорее второй вариант.
– А как же официантки? – подняла бровку Ляна.
– Официантки с хлыстами в любом случае пришлись бы к месту, мне очень нравится эта задумка. Ведь героиня Захер-Мазоха – это и княгиня в соболях с плеткой, и крестьянка в овчине с кнутом, «истинно сарматская женщина», – на этих словах Анджей даже невольно цокнул языком, выдавая свои пристрастия.
– Видимо, Вы отлично разбираетесь в творчестве Мазоха, – насмешливо протянула Ляна, перекладывая свои пышные рыже-алые волосы на правое плечо и приглаживая их ладонью.
– Не надо таких намеков, пани, – в тон ей ответил Анджей. – Возможно, в восемнадцать – двадцать лет Захер-Мазох – это открытие, но потом эта женская жестокость и идеи о мужском рабстве начинают отталкивать. Впрочем, не удивительно, ведь в основном он писал садомазохистские рассказы скопом, для заработка. Мне нравится у него лишь одно произведение, и нет, это не «Венера в мехах».
– Если Вы так хорошо знакомы с его творчеством, то тогда скажите, на каких героинь мы похожи, – вдруг попросила Ева.
Анджей задумался, глядя на коктейль, в котором куски льда сверкали колотыми рубинами.
– Пани Ляна вызывает, конечно же, ассоциации со знаменитой Вандой фон Дунаевой…
На этом моменте Ляна потянулась, как кошка, и окинула друзей победоносным взглядом.
– Да, такая же рыжеволосая и обаятельная кокетка, любящая привлекать внимание, – продолжал Анджей. – А вот пани Ликуца внешне подходит под большинство образов Мазоха. Это и Теодора, и принцесса Леонида…
Домнишоара Ликуца уже склонилась к Морсусу, спрашивая, что же такого о ней сказали, и Анджей перешел на английский:
