Людмила Зайко - Карусель

Карусель
Название: Карусель
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2023
О чем книга "Карусель"

Лирическая поэзия. Поиск и путь от отрицания к сомнениям, от сомнений к вере.

Бесплатно читать онлайн Карусель


«Грустна прозрачная река…»


Грустна прозрачная река,

Увяла жизнь на пышных клумбах,

Плывут бродяги – облака,

Как величавые Колумбы.

И мне бы тоже в дальний путь

От надоевшей круговерти,

И мне бы тоже что-нибудь,

Хоть что-нибудь открыть на свете.

«Ветер словно хищник ярый…»


Ветер, словно хищник

ярый,

Злобно бьётся о стекло.

Воет, стонет, словно ищет,

Где бы выстудить тепло.

А у нас уют в квартире,

Мягкий свет от ночника,

Дети игры позабыли -

Спят два резвых игрока.

Спят два сына,

две надежды,

Два защитника страны.

Я молюсь, склонясь над ними,

Чтобы не было войны.

И со мною вместе молят

Матери земных богов.

Те молитвы -

в колыбельных,

Те молитвы -

в плаче вдов.

И они понятны всюду,

Хоть на разных языках.

Мир прекрасный,

необъятный

Держим мы в своих руках.

И от нас теперь зависит,

Сохранится ль теплота,

Победят ли наши боги -

Верность, Правда, Доброта.

«Какое наслажденье просто жить…»


Какое наслажденье просто жить:

Частицей быть неведомо большого,

Дышать, ходить, и открывать всё снова ,

И тайное в обычном находить.


Какое наслажденье просто жить:

Весёлого дождя косые струи

И тучи чёрные за радужные сбруи

Горячими ладонями ловить.


Какое наслажденье просто жить:

Услышать лепет маленького сына

И дух сенной у старого овина,

И старый дом с крылечком не забыть.


Какое наслажденье просто жить.

Пусть руки огрубели от работы,

Но не сыскать желаннее заботы -

В любимом деле радость находить.


Какое наслажденье просто жить:

Мечтать, надеяться, страдать

и забываться ,

И просто человеком называться…

Ну что ещё прекрасней может быть!

«Мчались мимо с присвистом и грохотом…»


Мчались мимо с присвистом и грохотом,

Дни и годы прожитые зря

И злорадным осмеянной хохотом,

От меня уходила заря.


Мчались мимо, кружа и толкаясь,

Чьи – то жизни и чьи – то дела.

Ну, а я не молюсь и не каюсь,

Я как будто ещё не жила.

«Бывала лесть и был подхалимаж…»


Бывала лесть и был подхалимаж,

И трусости с излишеством хватало.

Ах, боже мой, зачем входить нам в раж?

Ведь нас и так изрядно потрепало,

И не меняется уставший экипаж.


Гораздо безопасней промолчать

Иль сделать вид, что ничего не знаешь,

И завалившись в мягкую кровать,

С сознаньем, что себя спасаешь,

Тем друга очень близкого предать…


Кривить душой нам стоит лишь начать.

Не трудно для себя найти поддержку.

Но будешь ли спокойно засыпать,

Когда тебя, вот так же безмятежно,

Другие начинают предавать?

«Зачем мошеннику хорошее житьё…»


Зачем мошеннику хорошее житьё,

А труженику жалкие остатки?

Со всех сторон слетелось вороньё,

Что так на мертвечину было падко.

Кто умирает, умер иль умрёт,

Не наша ль справедливость это?

Жестокий век опять грядёт:

Не до стихов, не до поэтов.

Куда ты катишься, огромная страна,

Меч или колос держишь ты в руках?

Взывают к милосердью седина

И ордена на старых пиджаках.

«Сколько раз на холодном перроне…»


Сколько раз на холодном перроне

Ожидала свои поезда.

Отшумели зелёные кроны,

Юность тоже ушла навсегда.


Я теперь еду в тёплом вагоне,

Но в окно надоело смотреть.

Мне б на первом сбежать перегоне

И потом ни о чём не жалеть.

«Граница осени и лета…»


Граница осени и лета…

Хранят недавнее тепло

И этот дождь, и вечер этот,

Так угасающий светло.


Вновь грусть неясная волнует,

Легонько ветер треплет прядь

Тугих волос зелёной туи…

Всё повторяется опять.


Печальных глаз и взглядов встреча

Надеждой теплится в груди.

И верить хочется, что вечер

Остался где – то позади.

«Зал старинный, ламп мерцанье…»


Зал старинный, ламп мерцанье,

Модерновый клавесин…

Звуков чудное созданье -

Мир прекрасен и един.


Невзирая на столетья,

Звуки бились, рвались ввысь .

Души Баха и Вивальди

Вновь с моей душой слились.


И ничтожной, и великой

В этом зале я была.

Сокровенья и открытья

В дивных звуках обрела.


И склонясь, молюсь я снова,

Принимая божество

Человеческого слова,

И искусства торжество.

«С хозяйственной сумкой набитой…»


С хозяйственной сумкой набитой

Вечно куда – то спешу.

Воюю с прожорливым бытом,

Стихи в перерывах пишу.


А дел – то никак не убавить,

Растут, как грибы под дождём.

Они торжествующе правят,

Мы в подчиненьи живём.


Года, словно в бешеной гонке,

Жизнь наша в руках суеты.

И некому крикнуть вдогонку:

«А так ли всё делаешь ты?»

Прогулка


Фары встречных машин

Нам шоссе освещают ночное.

Скрип сосновых вершин,

Словно чудище стонет лесное.

К твоему я плечу

Прижимаюсь устало и робко.

Незнакомыми чуть

Показались твой голос, походка.

Фары встречных машин

Нам шоссе освещают ночное,

Нет для грусти причин,

Ведь ты рядом, ты вместе со мною.

Мы с тобою одни,

Всё теснее к тебе прижимаюсь,

Но как эти огни,

Я сейчас от тебя удаляюсь.

«Руки, вчера ласкавшие…»


Руки, вчера ласкавшие,

Вы предали меня.

Губы, мои искавшие,

Застыли при свете дня.

Взгляд, что так нежен был,

Растерян он и смущён.

Недавними обещаньями ,

Словно бы возмущён.

Так, где же они, острова мои?

Ты много о них говорил.

Вчера ещё островом,

Таким для меня ты был.

Сегодня же, как в пустыне я,

Безбрежен мой океан,

А остров мне лишь почудился,

Остров мой был обман.

Руки, вчера ласкавшие,

Отпрянули от меня.

Губы, мои искавшие,

Застыли при свете дня.

«На меня обрушил ветер…»


На меня обрушил ветер

Дождь холодный, струи злые.

Прохлестали звонкой плетью

Мне в ответ слова чужие.


На меня зима смотрела,

Словно прочность проверяла.

Холод снова я терпела,

Да тебя всё поджидала.

«Рябиновый кустик к берёзе прижался…»


Рябиновый кустик к берёзе прижался,

Рябиновый листик по ветру метался,

Словно защиты искал у берёзы,

Словно дрожал в ожиданьи морозов.

А что же берёза? Ей тоже б укрыться,

Нежной берёзе да дубом родиться…

Рябиновый кустик собой прикрывает,

В рябиновой слабости силы питает.

«Руки, словно крылья журавлиные…»


Руки, словно крылья журавлиные,

Распластавшись, наземь прилегли.

Стала тёмной ночь для них и длинною,

Им не оторваться от земли.


Прилегли бессильным тихим стоном,

Только сердце бьётся, рвётся ввысь,

Где давным-давно с прощальным звоном

Журавли другие пронеслись.

«Загрустила снова осень…»


Загрустила снова осень

Паутинкой на окне.

Ветер лист в окошко бросил

И напомнил обо мне.


Барабанит дождь по крышам,

С шумом падает в траву.

Чей – то голос в каплях слышен,

Словно я тебя зову.


Всё смелее тень ложится,

Как в навязчивом бреду,

Вновь мерещатся ресницы…

Это я к тебе иду.


Загрустила снова осень,

Барабанит дождь по крышам,

Ветер лист в окошко бросил,

Знаю, ты меня услышал.

«Ну, вот и всё. Прошла пора свиданий…»


Ну, вот и всё. Прошла пора свиданий.

Ну, вот и всё. Уходит лето прочь.

Ты подари мне, милый, на прощанье

Всего одну единственную ночь.

И я уйду, растаю незаметно

В потоке дней, в потоке суеты.

Мои надежды призрачны и тщетны,

Они лишь отражение мечты.

Ну, а она всегда неуловима:

Сегодня до неё рукой подать,

А завтра пронесётся снова мимо

И мне её ничем не удержать.

«Не презирай за боль утраты…»


Не презирай за боль утраты.

За то, что истин не пойму…

Мне своего презренья хватит.


С этой книгой читают
Тоска по Родине, верность православию, интимные переживания лирической героини, составляют содержание этого поэтического сборника.
Сирень, сирень, красавица сирень, ты ароматом вновь обворожила. С сирени начинается мой день, ему навстречу долго я спешила.
Войны, войны, войны…. Испокон веков воюет всё живое за выживание и только человек ещё и за превосходство над себе подобными. Нет более кровожадного и жестокого существа, чем он. Нет большей святости, чем человеческая. Война – проверка истинной сущности каждого. Идут к Победе твёрдо и уверенно через тяжёлые, кровавые бои, идут Победы будущей доверенные, идут, Россия, сыновья твои. Поднимется и расцветёт страна, ей не впервой сражаться с лиходеем,
Храмы душ людских и храмы каменные, с колокольнями, куполами, униженные и раздавленные, оживут непременно с годами. Очистятся они от скверны, от идолов нечестивых, ложных. Храмам, живущим Верою, из пепла восстать несложно. Ещё ярче они засияют, нет силы Божьей сильнее. Рождение дня озаряет Любовью Господь своею.
В книге собраны стихи, написанные с 14 до 37 лет. Это память о самых важных, судьбоносных, золотых мгновениях жизни, дающая ключ ко всему остальному прозаическому корпусу творений автора.
Автор ОЛЬНОВ АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.Год рождения – 1938, 27 февраля. Родина – с. Городище Череповецкого района Вологодской области. Кроме Череповца и Петрозаводска проживал в городах: Сортавала, Витебск, Усть-Каменогорск, Альметьевск.
Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности
Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.
Когда три главных героя нового романа Июнь Ли были совсем юными, их подруга отравилась и осталась инвалидом на всю жизнь. Сама ли она приняла яд? Или это преступление? Все трое хранят каждый свою тайну, и груз прошлого так и не дает им жить в полную силу. Прошлое не отпускает их, где бы они ни находились, как бы ни пытались выстроить свою судьбу.
Главным своим авторским «недостатком» православная писательница Ольга Румбах считает неумение выдумывать. Так что все ее герои, которые плачут, смеются, страдают и устраивают свои жизни на страницах ее книг, – существуют в действительности, и потому особенно близки нам, читателям. А сами рассказы о них написаны талантливо и легко, поэтому обязательно полюбятся читателю.
Жорж Сименон писал о комиссаре Мегрэ с 1929 по 1972 год. «Мегрэ и привидение» (1964) повествует о стремительном и захватывающем расследовании преступления в мире искусства, нити которого ведут из Парижа в Ниццу и Лондон.
Жорж Сименон писал о комиссаре Мегрэ с 1929 по 1972 год. Роман «Мегрэ в меблированных комнатах» пользовался особой любовью Сименона: «Лично мне он очень нравится. Немного приглушенный, размытый, словно этюд в миноре» (из письма Свену Нильсену, 23 февраля 1951).