© Ильдус Муслимов, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Катька еще маленькая ей тринадцать лет. В этом районном центре у нее нет дома, она не ходит в школу, у нее даже нет родителей. Катька сирота и «бомжиха». Нет, конечно, когда-то городские власти её пытались упечь в детский дом, но она сбежала оттуда уже через неделю. И если кто-то спрашивал, почему она не захотела там остаться, она отвечала просто, что ей там не «климатило». У милиции были свои проблемы и поэтому никто из «ментов» Катькиной жизнью больше не интересовался. Сбежав из детского дома осенью, она занялась своим нехитрым бизнесом. Набирала в полях семена подсолнухов, выбирала самые крупные, жарила их с солью и продавала на улице у рынка. Поначалу милиционеры прогоняли её, но потом сказали, что она может торговать, если каждый вечер будет отстегивать им «двадцатку». Она, конечно же, согласилась, учитывая, что к вечеру семечек продавалось рублей на пятьдесят. Милиционеров на их маленькой станции было очень мало, ну хорошо, если наберется «десяток». Был один «гаишник», один «малолетка», она так называла сотрудницу комнаты по делам несовершеннолетних, один «опер», два участковых и пять милиционеров ППС. Последние постоянно ходили «бухие». Местные же «барыги» Катьку не трогали, несмотря на то, что с ними она не «снюхивалась». Денег ей хватало, чтобы купить хлеба, пачку чая, сахар и сигарет. Катька иногда курила. Её жилище было своеобразным, обычный старый наполовину разломанный строительный вагончик, стоящий на свалке. В нем, когда-то обитал сторож со стройки. Раньше он стоял на автомобильных колесах, которые даже были накачанными. Но в одну из ночей Катька проснулась от того, что «домик» её стал немного раскачиваться, и доносились мужские голоса. Она побоялась выйти в темноту, и посмотреть, что же твориться с вагончиком. Когда все стихло, Катька заметила, что вагончик потерял горизонтальность и немного покосился на бок. А утром она обнаружила, что вместо колес стоят кирпичи. Вот такое было Катькино горе.
Отец и мать у Катьки много выпивали. Жили они всей семьёй в «хрущевке». Квартира была большая с высокими потолками и даже с балкончиком. Он выходил прямо в центр города к фонтану. Отец любил их квартиру и называл её «Брестской крепостью» из-за толстых стен. Зимой там было всегда тепло, а летом прохладно. Отец работал в ЖКО слесарем, кроме работы он чистил колодцы у людей, кто его просил. Деньги за работу приносил редко, в основном с ним расплачивались местным самогоном. Приходил домой скандалил с матерью, бил её, выгонял всех из дома. Мама работала уборщицей в магазине, одновременно мыла полы на вокзале. Очень уставала. Катька хорошо помнит, как мама приходила домой, садилась на стул и с грустью смотрела в окно. А ночами, когда пьяный отец, перевернув в доме всю мебель, засыпал, она заходила в чулан и, закрыв платком рот, рыдала навзрыд. А потом мама то ли от горя, то ли назло отцу стала пить вместе с ним. Этого Катька не забудет никогда. Однажды к ним пришли двое мужчин и стали о чем-то разговаривать с родителями. Катьку выпроводили на время разговора в другую комнату. После того как эти двое ушли отец и мать о чем-то спорили друг с другом. Из обрывков фраз Катька поняла, что говорили они о каком-то переезде. Мама тогда кричала отцу, что никуда из этой квартиры она не съедет. А через месяц отца и маму нашли в каком-то притоне мертвыми. Катьку после смерти родителей забрала её бабушка, которая и сказала Катьке, что папа и мама отравились паленой водкой. Через полгода умерла и бабушка, и Катька вернулась в свою квартиру. Школу она забросила, собирала пустые бутылки и сдавала их в пункт приема стеклотары. Как-то раз рано утром в дверь квартиры постучались. Вошли опять те же двое мужчин, которые приходили ранее. Один из них со шрамом на лице сказал Катьке, чтобы она собрала в мешок необходимые ей вещи. Именно тогда они и привезли её в этот вагончик на свалке. Уезжая, один из них сказал, что если они увидят ее возле квартиры, то они отвезут Катьку за сто первый километр. Катька, конечно же испугалась и больше не появлялась у своего дома. Так она и стала «бомжихой». Каждый свой день Катька изо всех сил старалась провести с пользой. Она научилась готовить супы, собирала в лесу грибы и сушила их на зиму, которые потом продавала. Разгребая свалку, собирала стеклотару. На вырученные деньги покупала себе дешевую одежду. В общем делала все, чтобы выглядеть по-человечески. Даже два раза в неделю ходила в баню. Так и шли дни, недели и месяцы.
С «гаишником» Лёхой Катька познакомилась в мае, когда шла на свалку в свой вагончик. Его «канарейка» стояла на перекрестке при въезде на станцию. Было очень тепло, и Леха облокотившись на машину, наблюдал за идущей по обочине Катькой. В обеих руках она несла пакеты, доверху заполненные пустыми жестяными банками. Когда она поравнялась с ним, Леха в свойственном для стража порядка тоне спросил:
– Так, и что мы здесь «бродим» одни без родителей?
– А я что под «кирпич» зашла? – Она и сама не ожидала, что так цинично ему ответит.
Леха отшатнулся от машины и взял её за руку.
– Э… малолетка, тебя, что отвезти к папе, чтобы он за дерзость ремня тебе всыпал?
Катька скривила губы.
– Ты опоздал, он умер….
– Ну, значит к маме.
– И мамы тоже нет.
– Давно?
– А тебе какая разница. Что ты ко мне пристал? Я тебе что, на карбюратор наступила?
Видя, что Катька не по детски взвинчена Леха почувствовал себя виноватым и как это говорят смягчил тембр голоса.
– Ну, ты это… извини. Я же не знал. Тебе сколько лет?
– Тринадцать.
– А живешь то где?
Катька посмотрела в сторону свалки.
– А вон там. Видишь вагончик?
– Вижу. Так ты что «бомжуешь»?
Катька огрызнулась.
– Это может ты «бомжуешь», а я живу.
Леха еще раз оглядел Катьку и содержимое её пакетов.
– А зовут как?
– Катька.
– Екатерина… значит.
Катька молчала.
– А ну-ка садись. – Леха открыл ей заднюю дверь.
– Как-нибудь сама. – Она быстрой походкой пошла в сторону свалки. Наполненные жестяными банками пакеты со звоном переплетались с ее длинными и худыми ногами.
Леха сел в машину, завел и, развернувшись, остановился прямо перед ней.
– Садись, я довезу.
– Я в «ментуру» не поеду – настоятельно заявила Катька.
– Да не в отдел. До свалки подброшу. Слово даю.
– Офицерское? – поинтересовалась, переминаясь с ноги на ногу Катька.
– Конечно.
Пока ехали, Леха мельком осматривал девчонку. Худенькая, волосы немного растрепаны, потертые в коленях джинсы и растянувшаяся от частых стирок футболка. Но больше всего его тронуло то, что её руки были все в царапинах и в ссадинах.
