Смерть оказалась... странной. Головокружительной, стремительной, сверкающей… Я куда-то падала, крепко удерживаемая чем-то, смертью, наверное, затем оказалась лежащей на твердой земле. Точно на земле - несколько камешков ощутимо давили в спину... А еще у смерти имелся… смех – безумный, громкий, исполненный невыразимого облегчения и... очень напоминающий смех кесаря. И самое невероятное - как выяснилось, после смерти чувствуется ветер, слышно как шумит листва деревьев и даже птички пением оглушают...
Забавно, весьма.
Но, в общем и целом умирать мне не понравилось. Странно, жестко, неудобно, жарковато, в горле пересохло и впридачу этот радостный смех. Да, смерть это определенно не то, что про нее вещают жрицы Матери Прародительницы. Жаль не смогу просветить их на данную тему, действительно жаль… мы бы тогда жестко урезали поборы храмовников с жителей Прайды.
Вдруг смерть пробормотала какую-то фразу и разразилась очередным приступом хохота... И назрел вопрос века: Разве смерти полагается разговаривать кесаревским голосом, а затем торжествующе хохотать? На мой взгляд, это все как-то… не этично, с точки зрения морали и вообще мировой справедливости. Нет, я не против того, чтобы смерть разговаривала и даже хохотала, но не кесаревским же голосом!
Не желая и далее находиться в неизвестности, я распахнула глаза… и тут же закрыла! Потому что в зеленовато-голубом небе ярко светило белое солнце… и если бы одно! Подняв руку, я чуть прикрыла глаза от света и осторожно приоткрыла сначала один глаз, затем второй… Из-под полуопущенных ресниц превосходно разглядела и первое и второе солнца! Сердце пропустило удар… Я медленно села, продолжая все так же, вглядываться в небо…
Совершенно незнакомое мне небо!
Холодок нарастающего ужаса пробежался по спине … И момент незнакомости с данным конкретным небом пугал гораздо, просто таки гораздо больше, нежели кесарь, торжествующе вальсирующий на поляне.
Появилось желание лечь и умереть повторно!
Закрыв лицо дрожащими ладонями, некоторое время сидела, пытаясь принять, осознать и уяснить три малоприятных факта:
1. Факт первый: Я жива, - по сути это конечно приятный факт, если бы не два последующих.
2. Факт второй: Кесарь жив, - если быть совсем уж откровенной, то и данный факт не вызывал у меня отчаяния, так как с неубиваемостью императора Араэдена я уже была вынуждена свыкнуться.
3. А вот поистине поистине удручал факт номер три: ЭТО НЕ МОЙ МИР!
И мне орать хотелось от ужаса, но… но жизнь научила смотреть в глаза трудностям и искать решение. И я вновь осматриваю зеленовато-голубой небосклон, два солнца – белое и... темное. От белого глаза слезятся, на черное смотреть жутко. Еще раздражает хохот кесаря. Он не просто раздражает – он бесит, учитывая, что император явно торжествует.
Но не будем о грустном. И я окидываю взором странный пригорок, на котором мы оказались, странный лес, который этот пригорок окружает, странные горы на горизонте, потому что горы бело-серые, а покрывают их голубые снежные шапки.
И я понимаю: Готмир был сущим пустяком по сравнению с тем, где я очутилась сейчас! Просто пустяком! Интересно, а где я?
– Это МОЙ мир! - счастливый голос кесаря огласил окрестности. - Мой Эррадарас! Я вернулся.
Медленно поворачиваю голову на звук, и судьба одарила меня возможностью увидеть танец собственно кесаря. Грациозный такой танец, ликующий, кружительный и победительный. Ужасно веселый день: С утра я наблюдала народные танцы гоблинов и троллей, а теперь имею честь лицезреть танец торжествующего кесаря.
Великий Араэден вальсировал по поляне, словно кружа в танце невидимую партнершу, затем начинал хохотать, откинув голову назад, повторял какую-то странную фразу и снова вальсировал, довольный и счастливый в своем состоянии эйфории...
У него эйфория, а я... начинаю медленно скатываться к состоянию истерии... потому что единственное, о чем могу думать – 300 лет! Он стремился сюда больше трехсот лет! А я столько не проживу и я...
НИКОГДА НЕ ВЕРНУСЬ ДОМОЙ!
Ощущение что внутри что-то оборвалось. Слез нет... Истерики все же тоже нет... Пустота... Безысходность… Бездна отчаяния... И отчаяние накатывает сильнее, едва я понимаю, что кесаря больше нет в Рассветном мире! Его там больше нет! Теперь вся власть у рода Астаримана! У меня фактически, если вспомнить что именно я императрица. Но меня там нет - я здесь! В чужом мире… А там шенге и Динар… и сейчас, когда там нет кесаря мы с рыжим можем пожениться и править вместе, а по вечерам отправляться в клан Лесных, сидеть у костра… И все это теперь можно… Одна проблема - я не там! Я здесь! В этом непонятном и чужом «здесь»!
- Это Эррадарас, нежная моя.
Отозвался тот, кого я больше всего мечтала сейчас видеть... по меньшей мере, четвертованным.
- И не надейся! – обрадовал меня великий Араэден.
И кесарь снова вернулся к вальсу... хоть бы ногу подвернул.
Но он остановился, раскинул руки, и над лесом пронеслось:
- Эвери эсс лио ттери эошени ире... Эвери эсс лио ттери эошени ире... Эвери эсс лио ттери эошени ире! Кто бы мог подумать! – и снова полубезумный хохот.
Кесарь внезапно бросился ко мне, опустился на одно колено, схватил за руки, и словно ожидая от меня стремления разделить его ликование, радостно произнес:
– Эррадарас, Катриона! Мы дома!
Кажется, некоторые бессмертные на почве безумной радости сошли с ума... Печальный факт, учитывая, что я нахожусь неизвестно где, а он единственный, кто знает хоть что-то о возможности возвращения.
- Это вы дома! - прошипела, едва сдерживая крик. - А вот я – гоблин знает где!
Я вырвала ладони у безумного счастливца, поднялась, отряхнула пыль с платья и задала единственный интересующий меня вопрос:
- Какого гоблина вы меня с собой потащили?!
Кесарь окинул меня веселым взглядом, усмехнулся, а затем и вовсе расхохотался... Ненавижу!
- Почему я взял тебя с собой? – повторил он вопрос и поднялся. - Почему я взял тебя с собой... – и вновь смеясь, ответил: - А почему бы и нет?! В конце концов, ты мне жена, непонятливая моя.
Я поступила как истинный орк, выразив свое негодование одним злым движением! И удар кулаком почти достиг цели... но кесарь перехватил мою руку. Мы так и замерли, в этом странном мире, который встретил меня отчаянием и осознанием полного бессилия. Араэден сжал запястье, и медленно наклонившись, выдохнул мне в лицо:
- Никогда. Не смей. Даже пытаться.
Замирая от ужаса, я смотрела в эти страшные сверкающие глаза, а он... наклонялся все ближе... И мне стало бы страшно, если бы не окружающий пейзаж, который пугал значительно больше кесаря.
- И что теперь? – слезы, которых было так много в этот ужасный день, вновь начали свой неторопливый бег по щекам. - Что мне делать теперь?!
