Пролог
Была поздняя осень. Ковер из золотых листьев, плавающие в пруду утки, молодые мамы с колясками – атрибуты располагающих к размышлениям деталей, без которых Чистые пруды не были бы такими чистыми, какими описывает поэт.
Не помню, у кого именно, по-моему, у Нагибина есть строки: «…Не менее щедра была Чистопрудная осень. Бульвар тонул в желтой, красной листве берез, осин, кленов. Мы набирали охапки палой листвы, несли домой прекрасные, печальные букеты, и сами пропитывались их горьким запахом…».
Возможно, летом пруды еще красивее. Но я люблю осень. Не потому, что очей очарованье, потому, что сквозь звуки листопада можно услышать пение осени. Над головой кружится желтый лист, а ты сидишь и слушаешь унылый, пахнущий прохладой мотив.
Таким мне виделся день 20 октября 2006 года. Таким он остался в памяти на всю жизнь.
Часы показывали двенадцать, когда я, покормив уток, занял место на скамейке под густой, раскидистой черешней. Говорят, дерево это посадил Олег Янковский. Возможно. Хотя какая разница, кто и когда посадил дерево: главное, что оно растет, и этим все сказано.
Вынул из портфеля ноутбук, посмотрел на небо.
Солнце, выглянув из-за туч, улыбнулось и тут же исчезло.
«Хорошая примета, – подумал я, – солнце радуется моему приезду».
Открыв компьютер, дождался, когда экран озарится голубоватым светом.
Я был готов начать вникать в суть появившихся на экране строк, как вдруг внимание мое привлек человек лет шестидесяти, высокий, подтянутый, – не заметить такого было трудно. Кашемировое пальто, кашне, брюки без единой морщины создавали ощущение, что идет мужчина не по усыпанной листвой дорожке, а по подиуму, демонстрируя одежду мэнов пенсионного возраста.
Олицетворяя мужское достоинство, мужчина приковывал внимание, заставляя думать: «насколько человек уверен в себе».
Отведя взгляд, я попытался заставить себя начать читать, но что-то подсказывало, что визуальным знакомством с человеком в пальто дело не закончится.
Чутье меня не обмануло: свернув с дорожки, мужчина направился в мою сторону.
Подойдя к скамейке, присел противоположный край. Вынув сигареты, закурил.
Облачко дыма, подхваченное ветром, устремилось в мою сторону.
Не подавая вида, что все в незнакомце интересно, я обратил взор к ноутбуку. Сконцентрировать внимание на тексте удалось не сразу, зато интерес к мужчине был потерян.
Так мне казалось, и не без основания. В течение минуты незнакомец будто был абстрагирован от остального мира, в то время как вокруг происходило много чего на что невозможно было не обратить внимание: суета детворы, копошащиеся в кучах листвы голуби, дворник, расчищающий дорожки метлой.
Закончив читать, я, оторвав взгляд от текста, глянул в сторону мужчины.
Тот будто ждал момента, когда можно будет задать вопрос.
И задал. Вопрос не нес в себе ничего особенного, в то же время лишал возможности находиться в придуманном мною мире.
–Это что, рукопись? – показав глазами на компьютер, произнес незнакомец.
– Да, – ответил я.
Мужчина, не поднимаясь, переместился в мою сторону. Пробежав глазами по тексту, снял очки.
– Вы писатель?
– Сочинитель, – поспешил уточнить я.
– И о чем же ваше сочинение?
– О преступниках, о работниках уголовного розыска.
– По-другому сказать, вы пишите детективы?
– Да, – ответил я
Улыбка коснулась губ незнакомца.
– И что, печатают?
– Не всегда и не все.
Мужчина, прищурив взгляд, глянул на нижнюю часть экрана.
– Тут написано: Кирилл Казанцев. Это ваша фамилия?
– Да, – ответил я.
– А в чем, собственно говоря, дело?
– Дело в том…
Поднявшись, незнакомец протянул руку.
– Будем знакомы. Мостовой Федор Николаевич. Генерал милиции.
Не найдя, что сказать, я ответил рукопожатием.
Новый знакомый, присев, показал глазами на ноутбук.
– Разрешите?
– Пожалуйста.
Читал генерал минуты полторы, не больше, после чего вернув ноутбук, задал вопрос, от которого мне стало не по себе:
– Роман написан вами или есть соавторы?
– Свои романы я пишу сам.
– И сколько их у вас?
– Четырнадцать.
– Отлично, – непонятно чему обрадовался генерал.
Тут меня будто прорвало.
– Простите! У вас ко мне дело?
Генерал улыбнулся.
– Предложение, от которого вы, как сочинитель, не сможете отказаться.
– Даже так?
–Даже так. Хочу рассказать историю, которая может послужить сюжетом к написанию нового романа. Все, что произошло со мной и моими товарищами, должно обрести слово. Не в виде мемуаров – в виде книги.
Перейдя на шепот, Мостовой вдруг начал говорить так, будто исповедовался.
– Честно сказать, я подумывал: «может самому…». Да вот беда: с сочинительством не в ладах. Стоит делу дойти до писанины – отчет или доклад – проблем возникает столько, что хочется бумагу рвать в клочья. Мыслей много, в словах – провал.
Заходившие под кожей желваки стали свидетелями того, что генерал говорил правду.
Оказавшись в растерянности, я не знал, что сказать. Начать расспрашивать – не хотелось казаться наивным. И я, чтобы не выглядеть потерявшимся в трех соснах, решил заполнить паузу действиями.
Запихать ноутбук в портфель было делом трех секунд.
Щелкнув замками, я собрался спросить, где и когда генерал сможет рассказать свою историю, как вдруг тот, глянув мне в глаза, произнес: «Так вы согласны?»
– Как можно согласиться, если не знаешь, о чем пойдет речь?
Мостовой, поднявшись, произнес: – «идемте!»
– Куда? – спросил я.
– Найдем место поуютнее.
Заметив в действиях моих неловкость, генерал нахмурил брови.
–Вас что-то смущает?
– Нет, – соврал я.
– Тогда почему сидим?
– Не знаю. Неожиданно все как-то…
– Неожиданно – когда голуби на голову гадят. Я же – предлагаю сотрудничество. Вы сюжеты для романов, где берете?
– Из головы.
– Я же предлагаю историю из жизни. Измените имена, добавите пару погонь, убийств – и бестселлер готов.
Убедительности в словах нового знакомого было столько, что у меня закружилась голова.
Беседа с генералом! Сюжет к новому роману! Что мог послать мне новый день такого, от чего у меня должно было захватить дух?! Ничего. Все, о чем я мечтал, он уже послал и послал с благоволения, выглянувшего из-за туч солнца.
Солнце не просто благоволило: по брызнувшим на ветки черешни лучам можно было подумать, что наступил Судный день. Судный день сочинителя, после которого я должен был перестать существовать как автор или написать такое, что позволит перейти из когорты сочинителей в когорту людей, знающих, о чем следует писать и как писать.
Кафе, в которое пригласил генерал, оказалось настолько уютным, что преследующая меня неловкость отошла на второй план.
Выбрав столик у окна, мы уединились, чтобы продолжить разговор о том, о чем я не имел ни малейшего представления.
Генерал спросил, как я отношусь к коньяку. Я ответил – положительно. После чего он, подозвав официанта, попросил принести бутылку самого дорого коньяка, не забыв добавить: «лимончик, что-нибудь закусить и кофе».
