Глава 1 Не обижайте снох, свекрови
Не обижайте снох, свекрови,
Не заставляйте хмурить лба.
За радость под чужою кровлей
Они ответят вам любовью.
В них – человечества судьба.
По родословной наш Спаситель,
Сын богородицы, еврей.
Но жирной кляксой в чистый свиток
К царю Давиду в род проникла
Сноха совсем иных кровей.
Христа, да не в укор хасидам,
Еврейская вскормила грудь.
Не затаим на мир обиду,
Что чистокровному Давиду
Прабабушкою будет Руфь.
Чем родословною кичиться,
Времён распутывая нить,
Мы лучше всмотримся в девицу:
Чем Руфь сумела отличиться,
И место в Книге заслужить.
Когда Закон вершили судьи,
Случился голод на земле.
В обетованной зоне люди
Варили из сандалий студень,
Очистки шарили в золе.
С голодной доли незавидной
Из Вифлеема человек
В поля подался моавитов,
Где и осел среди бандитов,
И звался он Елимелех.
С ним Ноеминь, жена из наших.
Сыны, Махлон и Хилеон,
Свекровью сделали мамашу,
Папашу огорчили страшно,
Из моавиток взяв двух жён
Офру и Руфь. У Ноемини
По роду высшей пробы кость
Еврейских чистокровных линий…
Семейству жить бы без уныний,
Но как-то всё не задалось.
Сперва Елимелех скончался.
Прошло каких-то десять лет,
Как вестник смерти вновь примчался,
И оба сына в одночасье
К отцу отправились вослед.
У женщины в краю изгнанья,
Уж за какие там грехи,
Всё отняла судьба-пиранья,
Остались лишь воспоминанья
Да две несчастные снохи
И те бездетные пустышки,
Не разомкнул им чрево Бог.
Кому-то Он даёт излишки,
А здесь на нижние манишки
Амбарный свой одел замок.
(Когда же дуры чуть не в принцип
Бездетность вывести хотят,
С позиций антифеминиста -
Отказ от материнства – свинство,
А не свобода от дитя.
Проверено неоднократно,
Жизнь без ребёнка – просто флирт,
А годы не вернуть обратно…
Что совершенно непонятно
Для наших дурочек чайлд-фри*).
Пришли из Иудеи вести:
Бог не оставил свой народ
И пайку хлеба грамм на двести
С баландою пустою вместе
Уж никому не выдаёт.
Забылся голод, словно не был.
Вновь молоко течёт и мёд
В краю, где всем в достатке хлеба.
Склонился вниз ячменный стебель,
Но до земли не достаёт.
С чужих предместий моавитских
В свой Вифлеем идёт свекровь,
С ней две снохи, по горю близких,
Иссохшие, как две редиски
На грядке, где растёт морковь.
Им Ноеминь тогда сказала:
«Назад в дом матери своей
Идите каждая. Немало
Вас жизнь со мною потрепала.
Вы лучших заслужили дней.
Как поступали вы с мужьями,
Умершими в единый час,
И что меня не обижали,
Забудет наш Господь едва ли
И милостью отметит вас.
Пристанище своё найдёте
Вы в доме мужа. То не плюс
Под одиночества жить гнётом.
Вам на луну не выть койотом…
А я за это помолюсь».
Сказала и поцеловала
Свекровушка Офру и Руфь.
А горе душу разрывало,
Как алкоголик одеяло
Рвёт в вытрезвителе к утру.
Моавитянкам двум посильно
Свекровь хотела угодить,
Помочь устроиться не пыльно.
Но снохи Ноемини взвыли
И отказались уходить.
«Нет, мы останемся с тобою,
В народ твой за тобой уйдём,
И даже если мы изгои,
Без мужних ласк и всё такое
С тобою мы не пропадём».
«Что вам во мне? Пустое чрево
Не сможет вам мужей родить.
По целомудрию я дева,
С той разницею, что налево
Меня уже не совратить.
Когда же чудо нам не лишне
И от проклятия чайлд-фри
Меня освободит Всевышний,
Чтоб за сынов вы замуж вышли -
Ваш век свечою догорит,
Вы с ним состаритесь на пару.
От долгих ожиданий плоть
Пустою сделается тарой.
За девяносто только Сарру
Ребёнком наградил Господь.
Мне внуков с вами не дождаться.
Не скрутишь годы, как в кино,
И фаршу вновь не выйти мясом.
Так роду моему подняться
Чрез вас, похоже, не дано.
Нет, дочери мои, не нужно
Со мной нести мой тяжкий крест,
До грыжи пыжиться натужно.
В родном краю сыщите мужа
И с ним нагуливайте вес,
Детей избраннику плодите
И не грустите, что малец
Уа не скажет на иврите,
Когда один наш прародитель,
От Хама будет ваш отец.
А потому мои дочурки
В родительский вернитесь дом,
Идите замуж хоть за турка».
(Прожить с законченным придурком
Возможно, но с большим трудом.
Не варят с дурочками пиво,
А в остальном запретов нет.
Казалось бы, какое диво
Рожать детей и быть счастливой?
Но свой у дурочек секрет -
Глазниц распахнутые ставни
Глубины тёмные таят…
Взглянув в те дыры мирозданья,
Себя я женщиной представил
И понял, им я не судья.
Страстей возвышенных и низких
Какой гибрид у них внутри?
Одно понятно атеисту,
Что от движений феминисток
Родятся разве что чайлд-фри).
Но возвратимся мы к предмету,
К разлуке, к горю, наконец,
Двух вдов несчастных и бездетных
И сохраним при всём при этом
То, что до нас донёс мудрец.
Одна из снох (хоть не пройдоха,
А женщина в расцвете лет),
Чтоб не остаться одинокой,
Отправилась с тяжелым вздохом
Свекрови выполнить совет.
Собрав убогие пожитки
В родные двинулась поля
При материнской жить кибитке…
Зачем какой-то моавитке
Обетованная земля,
Где обитают мор и голод,
В полях лютует суховей,
Война сжирает всех, как Молох,
И тяжкий интифады молот
Евреев бьёт по голове?
Хоть нелегко ей дался выбор,
Зов победил родной земли.
А как здесь поступили вы бы?
Кукушкой на подворье выли
Или к своим рыдать ушли?
Лишь Руфь в сомненьях не металась,
Хоть Ноеминь твердила ей:
«Вернись домой». А Руфь осталась
И в откровении призналась -
Свекровь ей матери родней:
«Неблагодарною скотиной
Ты быть меня не принуждай,
Не подставляй кинжалу спину.
Тебя я в горе не покину,
С тобой уйду в далёкий край.
Твой Бог единый – мой отныне,
Впредь буду жить Его любя.
Господь нас вместе не отринет.
Милее горечь мне полыни,
Чем сладость дыни без тебя.
Народ твой избранный народом
Своим я объявляю впредь.
С ним разделю его невзгоды,
С тобой умру и через годы
В одной оградке будем тлеть».
Возможно, у ацтеков, майи
Высокопарные стихи
Туземцев глубже пронимали,
Но древний мир знавал едва ли
Верней и преданней снохи.
Увидев чистоту кристалла
И твёрдости запасы в нём,
Свекровь сноху к груди прижала
И отговаривать не стала
Свой тяжкий крест нести вдвоём.
Шли буднями и выходными
Две женщины, презрев хулу.
Прошли они с две сотни мили
И Вифлеем родной пред ними
Ворота настежь распахнул.
Закончились вдовы лишенья…
Услышав про прибывших весть,
Тотчас народ пришёл в движенье:
Ужели то не наважденье,
А Ноеминь пред ними здесь.
Приятная, по переводу,
