© А. Курчаткин 2017
* * *
Происшедшее остается для меня загадкой и объяснить ее я не берусь. Однажды я обнаружил у себя на столе бумаги – с текстом, которого не писал. Мало того, что это был не мой почерк, так это еще была вообще не моя манера. Осмысляя случившееся, я вынужден был прийти к выводу, что непонятным образом принес откуда-то чужие листы, а вчера они таким же непонятным образом откололись от моих бумаг, а я того не заметил.
Но назавтра все повторилось. И напослезавтра. Сделалось ясно, что в доме у меня появился некто таинственный и мне не остается ничего другого, как признать это.
Когда я признал факт его существования, таинственный незнакомец счел для себя возможным представиться. Оказалось, его зовут Вивиан Вивианов, что в переводе с латинского означает «Живой, сын Живого», а некоторое время спустя он даже написал нечто вроде краткой автобиографии, после чего я впал у него в такое доверие, что он стал посвящать меня в страницы своего дневника. В результате мы с ним сжились до такой степени, что я перестал разбирать, где его листы, где мои. Что написал он, что я. Иногда мне даже кажется, что у нас стали похожи почерки. День, прожитый без его присутствия, ощущается мной как прожитый впустую.
И все же: возлагая на себя обязанности его публикатора, считаю необходимым предупредить: я – это я, а Вивиан Вивианов – это Вивиан Вивианов.
Я родился в большой и бедной рабочей семье. Мой отец был железнодорожным рабочим, мать – прачкой. Моему рождению предшествовал ряд вещих знаков. Когда мать была на девятом месяце беременности, она пошла по лицу пигментными пятнами. Мимо проходила цыганка и сказала: «Дай, красавица, рубль, погадаю». Мать отказалась, так как с детства была пуглива и воздержанна в желаниях, а кроме того, у нее не было рубля. Тогда цыганка сказала: «Рожать тебе не перерожать». Так и получилось: я родился восьмым ребенком.
А когда мать уже направлялась в роддом рожать, так как почувствовала родовые схватки, то, склонив глаза долу, увидела на земле лежащий там рубль, которого ей так не хватало при встрече с цыганкой. Несмотря на родовые схватки, она наклонилась и хотела поднять рубль. Но рубль прыгнул и отлетел на метр. Она пошла за ним, но он снова отлетел. Тогда она поняла, что к рублю привязана ниточка, разогнулась и увидела поодаль мальчишек, которые дергали рубль за эту ниточку и отчаянно веселились. Видимо, и у меня будет такой же озорной и умный, подумала мать.
Так и получилось. Уже в два месяца я поражал свою семью тем, что умел незаметно для окружающих подкладывать им на сиденья под попы кнопки, наливать холодной воды за шиворот и есть варенье из завязанных банок, не нарушая фирменной родительской упаковки. Я этого, конечно, не помню, но мне об этом рассказывали мои старшие братья и сестры[1].
В школе я учился хорошо и в 6-м классе был премирован путевкой в пионерский лагерь «Артек» в Крыму на Черном море около города Гурзуфа. Но поехать туда я не сумел, так как на всю семью у нас была одна пара валенок и тогда она находилась в починке. Дело же происходило зимой, в феврале месяце, и до вокзала нужно было еще дойти.
Ранние горести обострили и отточили мой ум, я стал хорошо понимать жизнь и человека и решил посвятить себе борьбе за искоренение невежества. Так мои стопы привели меня на заочное отделение Института культуры, где я и получил надлежащее образование. Но так как я учился на заочном отделении, то трудоустраиваться мне пришлось самостоятельно, без помощи государства, и я, конечно, пошел в котельную, так как знал уже тогда, что именно из котельной выйдет настоящая культура, которую позднее назовут андерграундом. Где еще и было расцвести зеленым побегам, как не в теплой, тропической атмосфере котельной. Правда, излишне теплая атмосфера котельной способствовала появлению, может быть, уж слишком диковинных растений, к тому же не приспособленных к жестокому климата рынка, но тут я должен сказать так: на рынке все продается, но не все покупается. Откуда в котельной нам было знать эту арифметику?
В котельной я много работал над собой и искоренением невежества. Из котельной видно далеко вокруг, и я сделал много открытий в области гуманитарных достижений человечества.
Между этими открытиями я женился, развелся, опять женился, снова развелся… но эта часть моей жизни не представляет общественного интереса. Конечно, у меня рождались и росли дети, но нужно честно признать, что на детях гениев природа отдыхает, и разговор о них общественного интереса не представляет.
Жизнь моя еще не закончена, я далеко не стар. Я много размышляю и думаю и, кроме этой книги, надеюсь создать еще и другие.
Ваш, дорогие читатели,
* * *
Из дневника
Сегодня утром слушал радио, и написалось стихотворение:
Если власть тебя достанет,
Не печалься, не грусти.
Русский человек бараном
Был всегда на своем пути.
В последней строчке что-то не совсем в порядке с ритмом. Но это не страшно. У Пригова, например, не совсем в порядке не только с ритмом, а он даже Пушкинскую премию получил.
* * *
О судьбах государства Российского
При царе Россия жила плохо.
При советской власти тоже жила плохо.
Плохо России живется и при демократии.
То есть, конечно, отдельным людям и даже «слоям» жилось и живется вполне ничего, но в целом русскому человеку – плохо.
Из этого вывод: какая бы власть у нас ни была, от всякой народу будет только худо. А раз так, то и власти бы нам никакой не надо. Очень наши предки ошиблись, когда пригласили варягов нами «володети». Подумаешь, порядка нету! Это немцу счастье в порядке. А наше счастье в воле и беспризорье.
Очень странно, что никто у нас пока до такой простой истины не додумался. Если бы в России была воля и беспризорье, то мы бы уже давно как следует передрались, перерезали друг друга, и теперь бы на месте государства Российского высилось бы светлое и прекрасное здание какого-нибудь совсем другого государства. Где царствовали бы законы демократического права, цивилизованного свободного рынка и очень достойные президенты.
Но так как пока у нас не было ни настоящей воли, ни подлинного беспризорья, а все нами кто-нибудь правит и володеет, то и живем мы по-прежнему в государстве, которое называется Российским. Которое, не имея другого, приходится любить, как невесту, и беречь, как ласковую мать. Несмотря на то, что невеста эта неверная, а мать – будто сказочная мачеха. Любовь к отеческим гробам – вот то единственное, что в нас ненатужливо, невинно и бескорыстно. А не отеческие бы гробы – так видать бы эту невесту и мать в гробу!
* * *
Из дневника
Сегодня утром снова слушал радио, и написалось новое стихотворение: