Пролог. XX век начинается
Солоха сидела в прихожей на полу, привалившись спиной к стене, и курила. Вода стекала на пол с её мокрой одежды и распущенных запутавшихся волос. Во всей квартире было темно, и лишь маленький огонёк сигареты ярко горел в этой мгле.
Из просторной комнаты в коридор вышел высокий полноватый мужчина в очках и сел напротив Солохи на корточки. Ничего не говоря, женщина протянула ему металлический портсигар. Как только мужчина приложил сигарету к губам, она зажглась сама собой.
– Самоубийство. Как ты и предсказал, – бесцветным голосом произнесла ведьма.
– У него остался кто-то?.. – вопросительно поднял на Солоху глаза собеседник.
– Я не почувствовала.
– Значит, дело не в нас, – тихо проговорил мужчина.
– Разумеется не в нас, Пьер. Я тысячу раз говорила тебе, что твоя встреча со Львом и его скорая кончина – это просто совпадение. Хочешь ты или нет, но люди смертны. Наверное, и мы тоже. Но я не желаю проверять это здесь, в этом мире.
– Слышать от женщины, которой отсекли голову, что она сомневается в своём бессмертии, весьма забавно, – робко улыбнулся Пьер. – И всё же, какой бы бессмертной ты ни была, простуда ещё никого не щадила. Переоденься, пожалуйста, госпожа моя.
Женщина в последний раз затянулась дотлевающей сигаретой. Затем прикоснулась пальцами к латунной серёжке в левом ухе. Тут же от одежды и волос ведьмы в воздух стал подниматься пар. Пьер поморщился от шума. Через пару минут все вещи на Солохе были совершенно сухими.
– Если я сейчас не поем, я сожру Володю, – апатично проговорила ведьма.
– Ты его сначала найди, – усмехнулся Безухов. – Он взял Муму, ушёл утром и до сих пор не появлялся. Но я сварил похлёбку, так что у меня есть, чем тебя накормить.
Солоха улыбнулась. То, что эту нервную улыбку женщина буквально выдавила из себя, в темноте было сложно заметить, однако из всех призванных героев Пьер Безухов и Наташа Ростова были теми людьми, которых ни при каких обстоятельствах не следовало подпускать к плите. Готовка им категорически не давалась, и как Андрей и Муму выживали с ними двадцать лет, оставалось загадкой. Солоха уже десять лет пыталась научить своих друзей кулинарному искусству, но только зря тратила время: бывшие дворяне так и не смогли обучиться новым трюкам.
Дверь открылась, и в квартиру вошла молоденькая темноволосая девушка в эффектном пальто и шляпке с белой вуалью. Она заметила сидящих на полу Пьера и Солоху и спросила:
– Вы здесь беседку организовали?
– Литературный кружок. «Книжные Черви» называется, – парировал Пьер.
Наташа кивнула и включила свет.
– А мне нравится название. Хорошо описывает всех нас, – заметила она.
***
Через час Солоха накрыла на стол: героям предстояла борьба с похлёбкой, авторства Пьера. К счастью, до квартиры добрались совершенно счастливый Владимир Дубровский и не менее довольная Муму.
– И где же вы были? – поинтересовалась Солоха.
– Я водил Муму в зоосад, – радостно сообщил Владимир. А потом, улыбнувшись, добавил: – Снова.
Дело было в том, что, когда Муму узнала про существование зоосадов, она стала проситься туда сходить. Солоха и Наташа были заняты на работе, Пьеру не нравились животные, которые были заперты в клетках, Андрей редко выходил из квартиры, а вот Дубровский всегда был готов отлынивать от работы и шастать по городу. Хотя, возможно, частота хождений в зоопарк была связана с милой билетной кассиршей, с которой Владимир флиртовал.
– Слоны удивительные очень. И бегемоты. Бегемоты ещё, – довольно сказала Муму.
– А ты, Володя, там с собратьями общаешься, а потом к девушкам пристаёшь? – хихикнула Наташа.
– А чем тебе мишки не нравятся? – деланно обиделся Дубровский.
Наташа брезгливо сняла с солонки волос.
– Шерстью по всему дому. И звериным запахом. Ты опять превращался, когда никого дома не было?
– Ну как это – никого? Андрей же дома всегда, – парировал парень. – Да и голова моя в полном порядке, себя я контролирую.
Владимир Дубровский был не из тех, кто никогда не терял головы: каждое его превращение в медведя влияло на его поведение.
– Наташа, ну что ты накинулась на него? Ну нравится человеку медвежья шкура, ну пусть живёт в ней, что нам – жалко, что ли? – добродушно сказал Пьер.
– Я замечаю, Володя, что чем чаще ты превращаешься, тем больше ты хочешь вернуться к этому состоянию.
Вместо ответа голова Дубровского стала обрастать шерстью и увеличиваться в размерах. Через мгновение за столом сидел человек с медвежьей головой и недовольно смотрел на Наташу.
– Видишь? Всё под контролем, – прорычал оборотень.
Наташа хотела что-то возразить, но голова Дубровского уже трансформировалась обратно. Пьер открыл рот, чтобы возмутиться, но закрыл его, так и не проронив ни слова, так как вспомнил, что это бесполезно. Медвежья шерсть разлетелась по всей кухне.
– Приятного аппетита, – поморщилась Ростова и вышла из-за стола.
…Наташа зашла в дальнюю тёмную комнату с вечно задёрнутыми шторами. На кровати лежал мертвенно бледный мужчина. Он практически не дышал. Наташа аккуратно прилегла рядом с ним, взяла его за руку и сжалась в маленький комочек, пытаясь согреться. Её возлюбленный не реагировал. Руки его были холодны.
Большую часть своего существования Андрею Болконскому приходилось спать. Ему тяжелее всех было поддерживать не то что свои магические способности, но даже жизнь. Он мог прободрствовать пару дней, но затем погрузиться в беспробудный сон на несколько недель. Наташа привыкла жить в этом ожидании. Она искренне считала, что такая участь – не что иное, как наказание за её прошлую жизнь. И в этой Наташа злилась, но терпела. Терпела и ненавидела. В такие холодные ночи она часто говорила со спящим Андреем, делилась с ним тем, как сильно ненавидит их создателя и как сильно хочет изменить их судьбы в этом мире.
А Болконский молчал, и его блёклая улыбка была для девушки единственной поддержкой.
***
– Это правда, ты всё-таки решил вернуться? – Настасья Филипповна стояла в дверях Грачёвской усадьбы в Ховрино, и в её левой руке плясало синее пламя. Ей навстречу, опираясь на трость, шёл темноволосый мужчина, отдалённо напоминавший Наполеона, но чем ближе он подходил, тем больше изменений замечала в нём женщина. За полгода, что они не виделись, он состарился словно на двадцать лет.
Подойдя, мужчина нервно рассмеялся.
– Где он?! – рявкнул Германн. – Где, он, Настя? Посмотри, что со мной сделала чужая земля, посмотри! Я – старик, Настя, я старик… Там кто-то забрал мою жизнь. Кто-то забрал…
Настасья Филипповна, которая несколько минут назад собиралась испепелить своего сбежавшего любовника на месте, растерялась.
– Германн… – только и прошептала она, не в силах пошевелиться.
