Марат Каби
Код спасителя. Начало
Странное чувство – счастье. Мартину никогда не удавалось ощутить его всецело, безоглядно…
Он застегнул запонку на левом манжете, аккуратно поправил рукав пиджака и, глубоко вздохнув, еще раз окинул взглядом свое отражение в зеркале. Четко очерченные скулы, нос с едва заметной горбинкой, синева глаз – совсем, как у матери, это он знает, – в темных волосах кое-где уже дает о себе знать седина, а ведь ему всего тридцать три.
– Что ж, приятель, у тебя были причины поседеть. Теперь уж ничего не поделаешь. Давай-ка, покажи, как ты счастлив, литератор года, – Мартин шутливо обращается к своему отражению и тут же, подчинившись собственным указаниям, растягивает губы в широкой улыбке. Синие глаза остаются так же серьезны, а шутовская улыбка медленно сползает с лица.
– Не так-то просто, приятель? Быть счастливым не так-то просто…
Он садится, устало потирая лоб рукой, проводит ладонями по щекам, да так и замирает, спрятав лицо в ладонях.
Тридцать три года – это немало. Особенно, если на этот срок уже пришлось две смерти… Когда глаза закрыты, а усталость уже слегка туманит сознание, воспоминания становятся невероятно четкими. Мартин не раз думал о том, что он не может с такой четкостью помнить события, происходившие тридцать лет назад, что это его воображение само дорисовывает образ, добавляет красок, подробностей. Иногда Мартину кажется, что он даже может ощутить легкий запах маминых духов, дешевый и прилипчивый запах жевательной резинки, из которой то и дело надувала пузыри девчонка, что сидела напротив, неповторимый запах пыльных сидений поезда, запах колы в прохладной бутылке и запах гари. Страшный запах гари, который Мартин не переносит и сейчас, спустя тридцать лет…
Человеческая память – странная штука. Ему было всего три года, но он запомнил этот день целиком, до мельчайших деталей. Они с мамой собирались за город, она помогала ему натянуть новые ботинки и попутно объясняла:
– Мы приедем на вокзал, я возьму билет, затем мы сядем в поезд. А ты, Марти, не будешь убегать и даже не отпустишь моей руки. На вокзале всегда очень много людей, и нам с тобой никак нельзя потеряться. Ты понял?
– Да. А мы сядем у окна?
– Ну конечно, – мама улыбается, как только одна она умеет – с хитринкой, пробивающейся сквозь добродушие.
– И я буду смотреть на все, что мы будем проезжать, да, мам?
– Ну да, сколько захочешь. Деревья, поля, фермы, коровы…
– Коровы?!
– Да, мой городской мальчик. Настоящие коровы. Те, которые дают молоко. А ты, наверное, думаешь, что оно сразу же появляется в супермаркетах уже в пакетах? – она смеется и щекочет Мартина.
– Живые коровы! Мама! Скорее! – Мартин хохочет и вырывается. Он ужасно хочет взглянуть на коров, которых в Нью-Йорке можно увидеть разве что на картинке в книжке, а еще он хочет поскорее прокатиться на поезде, ведь он ни разу не бывал в таком долгом и далеком путешествии. Все ему кажется наполненным смыслом, живым, все приносит счастье.
Потом был вокзал, поезд, толпа, толкающаяся, шумная, разная, в которой можно потеряться, – все, как предсказывала мама. Мартин вертел головой, стараясь побольше рассмотреть и запомнить, но крепко сжимал мамину руку – меньше всего ему хотелось бы остаться одному в этом неуправляемом вокзальном мире спешащих взрослых… А как ему понравилось его место у окна! Он просто не мог сидеть спокойно, а все ерзал, вставал на колени, вытягивал шею, прислонялся щекой и ладонями к стеклу, чтобы лучше видеть последних забегающих в двери поезда пассажиров. Мама даже прикрикнула на него за то, что он такой непоседа, но тут же рассмеялась, увидев, с каким ошарашенным видом ее сын оторвался на секунду от стекла:
– Посмотри! Столько много людей! И тот дядя с собакой!
– Ну, если с собакой, то смотри, конечно, – она снова улыбнулась. Это его первая поездка на поезде. Пусть это путешествие запомнится сыну, как что-то потрясающее.
Наконец, перрон слегка качнулся и поплыл куда-то назад, увлекая за собой людей, их чемоданы, шляпы, цветные косынки, машущие на прощание руки.
– Мы едем! Мама! Мы поехали!
– Да, поезд тронулся, Марти. Теперь ты можешь сидеть спокойно.
Но Марти не мог сидеть спокойно. Ему было интересно все. И качающийся вагон, и проносящиеся за окном стены домов, заборы, изукрашенные разноцветными росписями граффити, и мелькающие, будто в танце, деревья…
Он жадно рассматривал пассажиров. Молодые парень и девушка держатся за руки, парень то и дело наклоняется и что-то быстро говорит на ухо подруге, а она смотрит на него, поднимая брови, и заливается смехом, откидывая назад голову, встряхивая длинными светлыми волосами.
– Прекрати! – девушка шутливо толкает парня в плечо, но даже Мартин понимает, что на самом деле она хочет снова услышать быстрый шепот и с удовольствием рассмеяться.
Пожилой мужчина напротив пары влюбленных. Старомодная шляпа на седой голове, аккуратная бородка, светлые глаза, будто выцветшие на солнце. Он некоторое время наблюдает за парочкой, а затем со вздохом разворачивает утреннюю газету, будто не желая им мешать.
– Посмотрим, что нового происходит в мире… – говорит он себе под нос и углубляется в чтение.
А прямо напротив Мартина с мамой сидит девчонка. Ей нет дела до других пассажиров, она смотрит в окно и потряхивает головой в такт музыке, которая звучит в ее наушниках. Ее короткие волосы поставлены торчком и выкрашены в ярко красный цвет, ногами в массивных ботинках она уперлась в свободное сиденье напротив, и Мартину видна непонятная татуировка у нее на лодыжке. Мартин тысячу раз слышал от мамы, что таращиться на людей неприлично, но его не оставляет любопытство: ужасно хочется разглядеть, что за рисунок на ноге у этой странной девчонки. Тем более что ее совсем не волнует взгляд Мартина. Она не отрываясь смотрит в окно и, кажется, больше всего на свете увлечена надуванием пузырей из жевательной резинки.
– Щелк! – розовый блестящий пузырь лопается, а девчонка снова ловко втягивает его ошметки в рот.
Мартин не может оторваться от этого зрелища, а мама углубилась в чтение и не замечает никого вокруг. Вдруг, поезд снизил скорость, встряхнув пассажиров. Мартин чуть было не слетел со своего сидения, но вовремя уцепился рукой за мамин локоть. Мама подхватила его и захлопнула книжку, будто этот толчок пробудил ее ото сна.
– Не пугайся, мы, наверное, тормозим, чтобы пропустить другой поезд. Так бывает. Я зачиталась, а ты, наверное, невыносимо хочешь пить?
– Да, не-вы-но-си-мо! – Мартин старательно повторяет за мамой сложное слово, но, несмотря на его усердие, пара слогов все же проглатывается, а мама тихонько смеется.
– Ну, тогда держи! – она достает из сумки бутылочку с газировкой.