Пролог
Обед c состоятельными людьми
Ясным весенним утром я сидел в городском доме с изысканным ремонтом в квартале от музея искусств Метрополитен. Я слушал спор четырех мужчин с состоянием в десятки миллионов долларов о том, у кого было самое бедное детство.
Сидя за обедом, состоящим из многочисленных блюд, в шикарной гостиной, мужчины пытались друг друга переспорить. Аллен Уолперт, бывший консультант в Arthur Andersen, а затем в Accenture, хвастался тем, что вырос на Брайтон-Бич в Бруклине, и это было жестко. У него было тучное лицо, ассоциирующееся с людьми, поднявшимися из самых низов, но его речь все еще была гнусавой, характерной для этого города. «В каком квартале?» – воскликнул Томми Галлахер, который начинал на Уолл-стрит сразу после средней школы, потому что не мог поступить в колледж. Когда он услышал ответ, он кивнул: Уолперт был парень что надо. Галлахер, может быть, и был богат, но он был бруклинцем до мозга костей. Он поднялся до уровня вице-председателя CIBC World Markets, когда она была чрезвычайно успешной финансовой компанией. Он жил на модной улице Ист-75 в Манхэттене, и у него был пляжный дом в Хэмптоне – летнем убежище для богатейших людей Манхэттена. Но в тот день он был одет в синюю футболку под старой зеленой рубашкой. Это делало его вид таким, будто он скорее соседский бармен или никому не нужный боксер, чем мультимиллионер. Между ними сидел Стив Л., трейдер по ценным бумагам из Гринвича, штат Коннектикут. Он был прикован к этой игре. «У нас не было денег, – сказал он, качая опрятной головой для пущей выразительности. – Я имею в виду, не было. Совсем». Затем, под напором остальных мужчин, Стив Л. сказал, что его отец был профессором из северной Виргинии – эвфемизм от Университета Виргинии. Кампус колледжа никогда не сравнится с трущобами Бруклина. Он был вне игры.
Но тогда тихий парень, сидящий рядом со мной, начал говорить. Стивен, мягкий человек невысокого роста, давно разменявший шестой десяток, который остался бы незамеченным на городской улице, сказал, что он вырос в Бронксе, с отцом, работавшим таксистом. У них не было не только денег, но, если бы не счастливый случай, произошедший с его отцом, его не было бы здесь вообще. «Один из его пассажиров взял меня в Дармут», – сказал он. Вся компания была под впечатлением. Он поднялся из ничего и имел счастливую возможность это доказать. Стивен сказал мне, что у него была квартира в Восточном Гарлеме, но он продал компанию в марте 2007 года на пике цен на недвижимость. Момент для продажи был выбран спонтанно, но это не вызвало никакой реакции. Люди, вкладывающие деньги в недвижимость, могут стать исключительно богатыми, но так же быстро могут потерять все, что у них есть. Возможно, ему повезло с моментом продажи, но в чем я точно уверен, так это в том, что он вложил много сил в свой бизнес. В тот день победа далась ему легко. Стивен не сказал, что когда-то был известен в качестве одного из крупных домовладельцев нью-йоркских трущоб – особенность, принесшая его компании $225 миллионов.
Я слушал этих мужчин с чувством потрясения и восхищения. Им всем было за пятьдесят, но каждый стремился переплюнуть другого: как подростки! Они добились успеха в своих профессиях, но не могли перестать соревноваться. Не то чтобы я хотел с кем-то из них отужинать или выпить, но меня восхищало то, чего они достигли: обрели финансовую безопасность на всю жизнь при помощи своей работы. Их успех меня привлекал. На дворе стоял 2011 год, и экономический подъем в США был слабым. Я пришел к выводу, что экономика меняется и что проблема финансовой обеспеченности в жизни и, в частности, на пенсии предстанет перед всеми нами. Я подумал, что зарабатывать деньги с каждым днем становится все более сложно.
Эти четверо мужчин были членами инвестиционной группы Tiger 21, насчитывающей приблизительно 200 членов в Канаде и США. Чтобы присоединиться к группе, каждому нужно было иметь хотя бы $10 миллионов и быть в состоянии ежегодно выплачивать взнос в размере $30 000. Взамен у них появлялась возможность ежемесячно проводить встречи и говорить о своих инвестициях, хотя они не меньше говорили о своих чувствах. Tiger 21 была для них одной из немногих групп в мире, где их бы не восприняли как неблагодарных богатеев. Все они были богатыми парнями, неважно, благодарными или нет. Один из них, Лесли Квик III, сын основателя дискаунт-брокера[1]. Глава Quick & Reilly как-то сказал мне: «Где я могу поговорить о своих проблемах и не услышать в ответ: «У тебя же куча денег, сукин ты сын»? У меня действительно куча денег, но тем не менее у меня все же есть проблемы. Конечно, это проблемы высокого класса, и все же это проблемы».
Я был здесь в роли журналиста колонки Wealth Matters в газете The New York Times примерно с дюжиной членов этого сообщества. Они собирались изучить те инвестиционные решения, которые принимали мы с женой, точно так же, как они оценивали свои собственные решения. Я подумал, что это будет темой для интересной статьи. Хотя в повестку встреч Tiger 21 включались новости мировой экономики, советы по инвестициям, выступления ораторов и приятный обед – салат из бизоньего мяса, сыра моцарелла и томатов, вареный лосось и пассерованная спаржа, а также бодрящее шардоне, которое подавали всюду. Самым важным моментом была «Защита портфеля», при которой один из членов Tiger 21 открывал свои инвестиции для взыскательного изучения 11 других участников. Владелец портфеля должен был говорить правду, а затем внимательно слушать критику. Это жестокость из милосердия.
Они пообещали проанализировать наши с женой финансовые решения, и я проделал то, что было нужно. По их меркам, наши инвестиции были незначительными и простыми. Но лично я хотел знать, насколько хорошо мы с женой позаботились о своем финансовом благополучии. Я был уверен. Думал, все пройдет прекрасно.
Выбор художественного оформления на стенах – фотографии ветхих конференц-залов коммунистического Китая – должен был намекнуть мне, что этот анализ станет для меня мукой. Члены сообщества выпотрошили нашу систему финансового планирования. Я чувствовал себя единственным кротом на поле Whac-A-Mole (игра, задача которой состоит в том, чтобы бить молотком по головам кротов, периодически вылезающих из девяти отверстий): когда рука одного из мужчин уставала, он передавал молоток другому, и так далее. Они не разбивали в пух и прах наши инвестиции – они были людьми с десятками миллионов долларов вплоть до Квика, чья семья продала Quick & Reilly за $1,6 миллиарда в 1997 году. Они разрывали нас на части за более пустяковые вещи: наши траты, страховку, представление о будущем как о настоящем, только с появлением в нем еще детей. Они нападали на нас за те ошибки, которые мы совершили, но я уверен, что и другие люди совершали точно такие же ошибки. Действительно ли мы сэкономили все, что смогли? Предавались ли мы той роскоши, за которую могли заплатить, но которую не могли себе действительно позволить? Распланировали ли мы, как мы будем обеспечивать себя, если что-то пойдет не так? Наши доходы были высоки, но как долго мы могли бы жить, если бы кто-то из нас или мы оба лишились работы или болезнь свалила бы нас с ног? Я слышал слово «риск» снова и снова. Их суждения о нашей жизни, которую мы строили заботливо и осмотрительно, пугали меня.
