Реба очнулась от нового приступа боли. Она рванулась, но верёвки, которые привязывали её в области живота к вертикальной трубе, торчащей прямо из центра пола небольшой комнаты и уходящей в потолок, не дали ей пошевелиться. Её запястья были связаны спереди, как и лодыжки.
Она поняла, что задремала, и её тут же обуял страх. Теперь она точно знала, что он собирается её убить. Постепенно, нанося одну рану за другой. Ему не нужна её смерть, как и секс. Боль – вот чего он хочет.
«Я должна оставаться в сознании, – думала она. – Я должна отсюда выбраться. Если засну – я умру».
Несмотря на то, что в комнате было жарко, по её обнажённому телу пробежал холодок. Изогнувшись, ей удалось увидеть собственные ноги, босиком стоящие на деревянном полу. Вокруг всё было заляпано застывшей кровью – верный признак того, что она не первая, кого здесь привязывали. Её паника усилилась.
Он куда-то ушёл. Единственная дверь в комнате была наглухо заперта. Но он вернётся. Он всегда возвращался. А потом он будет делать всё, чтобы заставить её кричать от боли. Окна были заколочены, так что она не понимала, день сейчас или ночь, единственным источником освещения была слепящая голая лампочка, свисающая с потолка. Где бы ни находилось это место, её криков, видимо, никто не услышит.
Комната в прошлом, очевидно, была спальней девочки – она была окрашена в нелепый розовый цвет, всюду были завитушки и сказочные мотивы. Кто-то – судя по всему, похититель – уже давно обитал здесь: стулья, кресла и журнальные столики были сломаны, а их обломки валялись по всей комнате. Пол был усыпан туловищами и конечностями расчленённых кукол. Маленькие парики – кукольные, предположила Реба – были прибиты к стене наподобие скальпов, многие из них затейливо заплетены, и все ненатуральных, игрушечных цветов. Расколоченный розовый туалетный столик стоял рядом со стеной, висящее на нём зеркало в форме сердца разбито на маленькие кусочки. Единственной целой вещью во всей комнате была узкая, односпальная кровать с рваным розовым балдахином – здесь, очевидно, отдыхал преступник.
Он смотрел на неё своими маленькими блестящими тёмными глазами сквозь чёрную лыжную маску. Сначала то, что он всегда в маске, приободряло её: если он не хочет, чтобы она видела его лицо, разве это не значит, что он не планирует её убивать, что он может её отпустить?
Но вскоре до неё дошло, что маска служила другой цели. Девушка поняла, что ткань скрывает полные щёки и покатый лоб – неприятные и некрасивые черты лица. Несмотря на всю его силу, мужчина был ниже её, и поэтому, похоже, чувствовал себя некомфортно. Она решила, что он носит маску, чтобы казаться более устрашающим.
Она уже оставила попытки отговорить его мучать её. Поначалу ей казалось, что у неё получится, ведь она, в конце концов, привлекательна. «Или, по крайней мере, была», – подумала она с грустью.
На её покрытом синяками лице смешались слёзы и пот, а на своих длинных светлых волосах она чувствовала запёкшуюся кровь. Глаза болели – он заставил её надеть контактные линзы, и они затрудняли ей зрение.
“Бог знает, как я сейчас выгляжу”.
Она опустила голову.
“Умри сейчас”, – попросила она саму себя.
Это должно быть просто. Она была уверена, что многие здесь умирали и раньше.
Но она не могла. От одной только мысли об этом у неё бешено заколотилось сердце, участилось дыхание, и верёвка впилась в кожу. Постепенно, с осознанием того, что она стоит перед лицом неминуемой гибели, в ней возникло новое чувство. На этот раз это была не паника, не страх. Не отчаяние. Это было что-то другое.
Что это за чувство?
Тут она поняла. Это ярость. Не против её похитителя – она уже давно исчерпала свой запас ярости к нему.
«Я злюсь на себя, – подумала она. – Я делаю так, как он хочет. Когда я кричу, рыдаю, умоляю его, я выполняю его волю».
Каждый раз, глотая холодный, пресный бульон, которым он кормил её через трубочку, она делала так, как он хочет. Каждый раз, пытаясь вызвать у него жалость слёзными рассказами о том, что она мать двоих детей, которые в ней нуждаются, она доставляла ему бесконечное удовольствие.
Теперь в голове прояснилось, и она наконец перестала извиваться, пытаясь высвободиться. Может быть, стоит попробовать по-другому? Она уже несколько дней пыталась справиться с верёвкой, но, возможно, она всё делала не так. Это как с теми бамбуковыми игрушками – китайскими ловушками для пальцев: когда ты суёшь пальцы в трубку с двух концов, и чем усердней пытаешься их вытащить, тем больше они застревают. Надо полностью расслабиться, может быть, так у неё что-то получится.
Мускул за мускулом она расслабила всё тело, ощущая каждую рану, каждый синяк в тех местах, где верёвка касалась её плоти. Постепенно она обнаружила места, где верёвка натягивалась сильней.
Теперь она знала, что делать. В её правую щиколотку верёвка впивалась чуть меньше, чем в других местах. Но дёргать она не будет. Нет, она должна действовать аккуратно. Она зашевелила ногой, сначала легонько, потом чуть сильней, по мере того, как ослабевала верёвка.
Наконец, к собственной радости и удивлению, у неё получилось ослабить верёвку настолько, что она смогла вытащить из неё всю правую ногу.
