Вечерело… Тайга, окружающая небольшое сибирское селение, медленно погружалась в сон. Несмотря уже на осень, лес по-прежнему был зеленым. Впрочем, он вечно зеленый. Только вот не за счет веселой тропической растительности, а суровой северной хвои, прятавшей редкие лиственные деревья, которые начали окрашиваться в яркие, но грустные осенние тона.
Отшумели летние деревенские задорные веселые гуляния и праздники. Отошли садово-огородные урожаи в погреба селян. Остался только этот грустный осадок на душе от уходящего лета, с приторным вкусом наступающей ранней осени. Но ничего. Самый важный сезон для этих мест – бабье лето, еще впереди. Пожалуй, единственное время, когда вновь тепло и нет комаров. Райская благодать! К сожалению, природа так радует местных жителей лишь пару недель. В конце сентября.
На душе Нурана не было ни печали, ни грусти… Все было гораздо хуже – тревога и отчаяние охватили его сознание, сковав все мышцы. Он не мог двинуть рукой. А сердце забилось все быстрее. «Я попался. Мне не выйти отсюда с живым этим несчастным…» – вновь прокатилась волна мурашек по его телу, оставив багровый след на лице.
– Нуран Муратович?… – теперь чуть громче обратилась операционная медсестра к хирургу.
Он оторвал свой взгляд от открытой брюшной полости спящего под наркозом пациента и медленно обернулся к своей медсестре, которая была к тому же его единственным ассистентом.
Катерина быстро прочитала на безмолвном лице своего шефа все ответы, которые она хотела только что задать. Нуран Муратович в ступоре, в пикирующем беспилотном полете к смертельной Земле. Такое бывало с ним, когда он не знал, как дальше оперировать. Сказать, что он ненавидел такие часы в своей жизни – мягко сказано. Нуран смертельно боялся таких безысходных операционных случаев.
В операционной в подобные минуты царила полная тишина: анестезиолог переставал шутить, его медсестра молчаливо выжидала команды, сидя на стуле возле головы пациента. А тот лежал на старой с облезшим дерматином операционной кушетке, зафиксированной заржавевшими болтами к полу в центре зала, облицованному белым кафелем. Все знали, что в такие минуты лучше не отвлекать единственного на всю большую округу хирурга.
А он, забив глубокую рану тампонами, чтобы временно остановить кровотечение, медленно отступил от своего рабочего места. Отвернувшись от операционного стола, Нуран Муратович сделал пару шагов, приблизившись к широкому окну, открывающему вид на божественно красивый, но чертовский страшный лес, который, там вдалеке, пытался спрятать от глаз людских великое и вечное озеро Байкал…
Нуран будто забыл, где находится на самом деле. Его мысли устремились прочь от районной больницы и теперь летали где-то там, над высокими стройными кедрами бесконечного леса. Витали над гладью зашумевшего к вечеру гигантского озера.
О чем он думал в такие минуты, никто не знал и не ведал. Даже он не мог потом вспомнить, какие мысли тогда вертелись в голове. Затем будто ангелы в безысходные часы жизни провинциального хирурга вселялись в его тело, и он, наконец, оторвавшись от окна, возвращался к пациенту и теперь уже уверенными движениями успешно заканчивал начатую несколько часов назад операцию. Наверное, все же есть Бог…
Что любил делать Нуран Муратович после таких операций? Курить подряд несколько сигарет в своей ординаторской, тупо смотря в одну точку на стене. Наверное, ему все еще не верилось, что он и пациент живыми покинули операционный зал. Наверняка не пустые слова, утверждающие, что хирург должен иметь львиное сердце, ледяной рассудок и наивысший гуманизм.
Да… И вот еще что. Надо иметь к тому же и качества, присущие только местным врачам: неиссякаемые силы оптимиста, при этом умудряясь вести жизнь минималиста. Далеко живущим зарубежным врачам вряд ли можно объяснить, почему наш врач готов работать беспрестанно, заменяя при этом несколько коллег. Может, для того, чтобы хватило денег на жизнь. Достойную или так себе – уже стало не важным. Главное, прокормить семью.
Благо, у Нурана Муратовича не было еще семьи. Точнее, появилась одна девушка, которая согласилась стать спутницей в его жизни. Но когда увидала, в какой дыре ей придется провести свой остаток жизни, тут же разлюбила несчастного земского хирурга.
Первые времена Нуран вечерами глотал валериану с фенобарбиталом. Но помогли ему исцелиться не эти медикаменты, а как всегда Время. Но печаль осталась в душе. Хронифицировалась, как он сам определился со своим диагнозом.
Некоторые местные женщины, конечно же, взялись укрощать строптивого хирурга. Но потом, поняв, что он женат на своей работе, бросили эту затею, вновь оставив его наедине с самим собой. Да и молодой он был, в свои тридцать лет, для серьезных отношений с житейски настроенными сельскими женщинами.
Местные власти предложили ему скромный дом за счет государства. Но ему он не пригляделся. Наверное, потому, что по полу всю ночь в доме бегали упитанные наглые крысы. Вот и решил Нуран Муратович жить в больнице, точнее в своей ординаторской, до решения проблемы. Но через несколько лет и эта проблема хронифицировалась…
Ночь после той растянувшейся операции оказалась спокойной. И все же временами врач просыпался и вертелся на нераздвигающемся тесном диване. В голову лезли разные мысли, точнее вспоминания о минувших днях. Он в прошлую неделю посетил городскую больницу, где сначала попросился на практику в хирургическое отделение, сразу как переехал в Россию. Многие его российские коллеги успешно работали там, продолжая вести нескучную городскую жизнь. Увидев Нурана, все дружно начали над ним подшучивать.
– Ну что, Нуран?… Поди, на селе снежок белый и воздух свежий?… – воскликнул один, сидя за своим рабочим столом.
– В Туркмении сейчас теплее. Не хочешь обратно?… – бросил другой врач на гостя вопросительный взгляд, продолжая играть в шахматы с другим хирургом.
Нуран по-детски улыбнулся и сел на старое местами оборванное кресло.
– Да, все белее и свежее, чем здесь, – наивно отвечал он развеселившимся молодым докторам.
Чуть выдержав паузу, продолжил:
– В Туркменистане сейчас тепло. Пока песок не остынет в пустыне… Обратно не хочу. Здесь неплохо кормят, – Нуран широко улыбнулся, сгладив свои восточные чуть выступающие вперед скулы.
– Да женщины у тебя там, на селе, такие знойные! Накормят, напоют. И к титьке прижаться пустят на ночь. А, Нуран?! – мигнул глазом заведующий отделением, за которым вся ординаторская взорвалась смехом.
Сам Нуран, как обычно, съежился и стыдливо спрятал глаза. Он никак не мог привыкнуть к местным шуткам…
Да. Бывало, он привозил своих пациентов в городскую больницу, когда сам был не в силах им помочь. Крутая больница с крутыми докторами. Не то, что больничка на опушке леса, на берегу вечно холодного озера. Многие ребята уже хвастались ему своими титулами кандидатов наук, будто совсем взялись расстроить земского врача, который решил держать оборону фронта здравоохранения на самой передовой. «В тылу прожорливые крысы, на фронте – наивные мыши…» – так думал сам Нуран после каждого визита в городскую больницу. Но мышиную судьбу он выбрал сам. Да и не смог бы он стать крысой: выбивать деньги и делиться с начальством. Он был готов жить минималистом, в отличие от своих коллег. Если надо – нигилистом, как Базаров в его любимом романе «Отцы и дети». Хотя, по правде говоря, кто желает работать почти бесплатно после стольких лет мучений в медицинском университете?
