В конце концов, Дерезину просто надоело.
– Эзра! – крикнул он.
Ответа не последовало. Дерезин подошёл к двери и сердито дёрнул ручку. Он был уверен, что замок заперт, но дверь поддалась и открыла вид на соседнюю комнату, маленькую, пустую и, в общем, мирную, что сразу лишило Дерезина сердитости. Эзры там не было.
«Ушёл», – разочарованно подумал он и, хотя мысль требовала развития, уселся за стол и стал машинально сортировать цветные кусочки головоломки.
«Эзра, Эзра, – рассеянно думал Дерезин. – И что это за имя такое – Эзра? Сколько ему лет, интересно? Пятьдесят? Значит, родился ещё в 90-х, а тогда подобных имён не давали. Кто же его так назвал? Псевдоним явно. Эзра… Бр-р-р. Чужое имя и грубое, словно циркулярной пилой себя полоснул. Есть в Эзре, кстати, что-то от пилы».
Нет, своих детей Дерезин назовёт славянскими именами и как-нибудь громогласно – Далибор или Яромир. Дерезинские родители тоже любили старые имена, но его самого назвали Петей, и это имя казалось ему недостаточно веским, как слабый выкрик в толпе. Подписчики знали Дерезина под псевдонимом Венцеслав Острожский.
Пока Дерезин размышлял о наречении потомства и силе славянских имён, в его сознании всплыл новый вопрос: получается, Эзра тут вроде охранника? А сам Дерезин тогда, получается, узник? Нет, ну, какой он узник: захочет – и сразу уйдёт.
«Уйдёшь ты, как же!» – с издёвкой отозвался внутренний голос, и Дерезин даже удивился его нахальству. Нехорошо это, когда внутренний голос тебя осуждает. Это значит, в душе разлад. Либо просто в комнате душно.
Обстановка в самом деле давила на психику. Комната была небольшой, и ощущение тесноты усиливал избыток яркой мебели, словно обставлять её помогла тётя Полина, которая всегда одевается точно спасательный буй. Как это называется? Кричащие цвета… Дерезин вдруг представил, как они кричат: как надрываются оранжевые пуфики и басит фиолетовый диван. И зачем нужна эта пёстрая старомодная дичь: чтобы сбить подопытных с толку?
Внезапно Дерезина охватило одиночество, больше похожее на холод, как если бы в помещении внезапно открыли окно. Разыгравшаяся фантазия создала неустойчивую картинку затерянной на севере земли, даже не земли, а небольшого, огороженного забором лагеря, где он, Дерезин, почему-то отбывал длительный срок, и сбежать оттуда мешали вооружённые люди без лиц. Сами люди вели себя почти дружелюбно, только их дружелюбие имело двойное дно и шло от простого факта: им разрешалось стрелять без предупреждения. Так иногда цепные псы виляют хвостом, а потом хватают сразу за горло.
Это видение, очевидно, было лишь собирательным образом лагерной жизни из сериалов или исторических игр, но что-то в нём взволновало Дерезина, словно он узнал некую правду. Словно преисподняя существовала и живущих отделяла от неё лишь тонкая переборка случайностей. Тоска распёрла его изнутри так, что стало трудно дышать.
Дерезин зажмурился до пятен в глазах, набрал воздуху, а потом тщательно выдохнул. Морок прошёл, оставив после себя лишь слабую тревогу. За окном была подвижная и шумная Москва, которая к 2039 году достигла совершенства в искусстве сочетать контрасты: небоскрёбы, парки и гетто удавались ей одинаково хорошо. Война, кризис, разгул свободы – всё в прошлом.
Ну, какой он узник, рассмеялся Дерезин. Он – добровольный участник тестовой программы. Эзра потому и ушёл, что никакой он не надзиратель, а так – наставник.
Дерезин хотел вернуться к сбору головоломки, но почувствовал усталость. В самом деле, что за эксперименты над ним проводят? Задания на первый взгляд простые: обычные паззлы. Только к ним не прилагается инструкций и схем. Это наборы цветных кусочков с фигурными краями, из которых нужно собрать… что? Этого Дерезину не сказали, и тем не менее вот уже пятый сеанс он раз за разом безошибочно выкладывал то зайца, то цветок, то городской пейзаж, которые выходили у него сами собой.
Хотя чему удивляться? В детстве он ходил в художественную школу и считался человеком одарённым, а на днях покрасил в модный сиреневый цвет кота. У него склонность к искусствам.
Участвовать его сагитировал Носков. У самого Носкова получалось ещё лучше: он даже утверждал, будто побил какой-то там рекорд. Носков считал всё это тестом на интуицию, на «жизненное ясновидение». Корпорации якобы изучают подобные способности не зря, мол, идёт время не умных, а чутких.
Но теперь у Дерезина перестало получаться. Он сидел перед набором пёстрых клякс, вертел их в руках, примерял друг к другу, но каждый раз не угадывал: замки не хотели смыкаться, даже если как следует надавить. Не так он представлял себе участие в когнитивном эксперименте. Детский сад какой-то…
Лагерный холод снова пролез за шиворот. Пёстрая комната словно бы материализовалась в другом месте, где небо было молочным и низким, оставляя для жизни лишь узкую щель возле самой земли. Воздух здесь так отяжелел, что если встать с распахнутым воротом, он потечёт вниз и заполнит сначала пространство под одеждой, а потом и самого тебя…
Дерезин вздрогнул. Что за ерунда, в конце концов? За окном сверкает апрель и торопится жизнь, просто стёкла глушат звуки до немоты, а комната слепит невыносимой химозностью цветов. Наверное, это тоже часть эксперимента.
Дерезин некоторое время созерцал улицу внизу, где шли редкие пешеходы и церемонно разъезжались автопилоты. Жизнь кралась в войлочных тапочках, игривая, заговорщицкая и совсем не страшная.
Он повернулся к зеркалу, где светила его лиловая физиономия. Ему уже 34 года. В кого он превратился? Залысины по флангам растущего лба скоро пойдут на соединение возле самой макушки, и лицо ещё больше округлится. Нет, он не потолстел, просто стал глаже, оловяннее, скучнее. Утратил юношескую лохматость, а с ней и юношеский задор. Ни морщин, ни седины нет, и всё равно из зеркала на него взирает удушливый старик.
«Потерянное поколение тик-токеров», – подумал Дерезин без всякой связи. – «Счастливые довоенные времена…».
Когда-то он жил по-другому, быстро, дерзко. Трижды бросал университет. Был и звездой «Тик-Тока», и его главным неудачником. Но ему повезло: сумел вовремя отстыковаться и найти себя в другой профессии, настоящей.
Сейчас Дерезин работал интернет-могильщиком. Он стирал следы онлайн-активности умерших людей, блокировал их аккаунты и на правах душеприказчика оформлял последнее обращение к аудитории. Он подытоживал онлайн-жизнь после того, как смерть подытожила самого человека. И пусть Дерезин работал из дома, одетый в майку и гавайские трусы, клиенты видели его исключительно человеком в чёрном, молчаливым, торжественным и подобающе суровым. Небогатые люди отдавали посмертные формальности на откуп нейросетевому приложению Минцифры, но господ со вкусом дешевизна и скорость только отвращали, и тогда они шли к Дерезину, человеку серьёзному и дотошному.
