Когда воскресным вечером полковник Гуров вышел из дому прогуляться до ближайшей булочной, он и не подозревал, какое потрясение его ожидает и как круто изменится спокойное течение его жизни.
Конечно, жизнь старшего оперуполномоченного по особо важным делам, коим являлся полковник Гуров, спокойной назвать трудно даже при самых благоприятных обстоятельствах, но именно в тот прекрасный вечер ничего плохого Гурову почему-то совершенно не предвиделось.
Сумерки еще только начинали сгущаться, и поэтому потрепанный «Мерседес» Стаса Крячко Гуров увидел почти сразу. Машина стояла метрах в пятидесяти от дома, вызывающе оккупировав значительную часть противоположного тротуара. Прохожие обращали на «Мерседес» повышенное внимание, которое он вряд ли заслуживал.
Гуров был порядком удивлен – по нескольким причинам.
Во-первых, полковник Крячко, его старый соратник и друг, с которым они уже много лет делили один кабинет в главке, хотя и был человеком отчасти легкомысленным и чуждым условностей, но к правилам дорожного движения относился все-таки с уважением и без крайней нужды старался их не нарушать. Что побудило его сделать это сегодня, Гуров не мог понять.
Во-вторых, странным было само появление «Мерседеса». Конечно, Стас мог завалиться в гости в любую минуту, не утруждая себя светскими формальностями, но Гуров точно знал, что выходные Крячко собирался провести с каким-то дальним родственником, прикатившим в столицу из провинции, и свободным временем по этой причине не располагал.
В-третьих, самым удивительным было то, что, несмотря на присутствие «Мерседеса», самого Крячко нигде не было видно. Гуров мог поклясться, что разминуться они никак не могли. На какой-то миг он даже засомневался – тот ли это «Мерседес», хотя второго такого «гроба» в Москве точно не было.
«Может, появился? – подумал про себя Гуров. – В конце концов, любой монополии когда-то приходит конец…»
И в этот момент он увидел Крячко. Тот, оказывается, стоял совсем рядом – за ближайшим деревом у края тротуара и поэтому не слишком бросался в глаза. Охваченный любопытством, Гуров обошел дерево вокруг, и здесь его удивление достигло предела.
Это несомненно был Крячко – но в каком виде! Чтобы сохранить необходимое вертикальное положение, он неотрывно держался обеими руками за толстый ствол дерева и старался не шевелиться. Последнее у него получалось плоховато, потому что сила притяжения то и дело влекла его то вправо, то влево. Борьба с законами природы отнимала у Крячко все силы, поэтому он ни на что не обращал внимания. Взгляд его остекленел и был направлен строго вперед – на спасительный ствол. Гуров открыл рот.
Его поразило не то, что Крячко в подобном состоянии сумел проехать через вечернюю Москву, не уснув за рулем и не попав в аварию – Гурову было хорошо известно, что автоматизм водителей достигает иногда невероятного уровня и совершенно пьяный человек умудряется безошибочно управлять автомобилем, когда остальные жизненные функции уже едва теплятся. И уж, разумеется, совсем не поразило его то, что Крячко выпил, – к этому занятию его друг всегда относился с неизменным пиететом. Но Гуров не мог припомнить ни единого случая, чтобы Стас терял при этом человеческий облик. Он был для этого слишком крепок физически и психологически. Если сегодня подобное произошло, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Но что это может быть, Гуров даже не пытался угадывать.
Он поступил проще – проверив, заперт ли автомобиль Стаса, он затем оторвал друга от дерева и, частично взвалив на плечо, как раненого героя, без лишних слов потащил к себе домой.
Вначале Крячко не сопротивлялся. Вряд ли он даже понимал, что с ним происходит. Повиснув на Гурове, он слабо перебирал ногами и изумленно смотрел вниз на дорогу.
Прохожие останавливались и откровенно пялились на странную парочку – высокий статный мужчина с седыми висками, при галстуке, стоически волокущий крепыша в расстегнутой до пупа ковбойке, – это выглядело почище, чем «Мерседес», припаркованный поперек тротуара. Однако Гуров не обращал на них внимания – на его породистом лице сохранялось выражение спокойного достоинства, точно таскать пьяных по вечерам было его обычным занятием – как, например, бег трусцой у некоторых.
Сюрприз пришлось разделить с женой. Увидев смертельно пьяного Крячко, Мария только всплеснула руками и молча отправилась на кухню готовить кофе. Никаких комментариев с ее стороны не последовало – такого Крячко она тоже видела впервые в жизни.
Только без малого через час, после того, как Стаса хорошенько вымочили в ледяной воде и напоили лошадиной дозой крепчайшего кофе, он начал проявлять некоторые признаки жизни, шевелиться и даже произносить какие-то звуки. Наконец он сумел выдавить из себя три осмысленных слова, и при всей парадоксальности и двусмысленности ситуации Гуров почуял в этих словах что-то по-настоящему серьезное.
– Лева, все пропало! – сказал Крячко.
Он сидел за обеденным столом, бледный, взъерошенный и жалкий, совсем непохожий на того неунывающего хохмача и оптимиста, которым знали его друзья. С его мокрых волос на лоб стекали крупные капли, но он даже не пытался их вытирать. Овечьими глазами он смотрел то на Гурова, то на Марию и повторял, с трудом ворочая языком:
– Все пропало, ребята!
На дворе уже окончательно стемнело, когда с помощью очередной дозы крепчайшего кофе и сверхчеловеческой интуиции Гурову наконец удалось в общих чертах выяснить, что же все-таки стряслось с его другом. Из бессвязных монологов Крячко, перемежаемых бесконечными стонами, загробными шуточками и криками «Все пропало!», Гуров сумел вычленить некую более или менее законченную историю. Однако в любом виде она была настолько фантастической, что поверить в нее было никак невозможно. Мария, например, не поверила.
Под каким-то предлогом она выманила Гурова из кухни и уже наедине озабоченно спросила:
– Тебе не кажется, что у него просто белая горячка?
– Ничуть не кажется, – серьезно ответил Гуров. – Во-первых, белая горячка развивается с похмелья – это медицинский факт, а Стас до сих пор пьян. А во-вторых, такое невероятное опьянение должно иметь столь же невероятную причину. По-моему, это логично.
– Так ты что – веришь в этот бред? – подозрительно спросила Мария. – Это же сказки тысячи и одной ночи! Такого просто не может быть! Стас все выдумал!
– Стас никогда не славился слишком развитым воображением. Он человек конкретный. Выдумать такую историю ему просто не по силам.
– Ну, может быть, он ее где-нибудь услышал? – уже не так уверенно предположила Мария.
– И она так поразила его, – подхватил Гуров, – что он немедленно пошел и напился до чертиков!.. Чтобы довести Стаса до такого состояния, нужна штука посильнее «Фауста» Гете! Боюсь, то, что ты называешь бредом, – на самом деле чистейшая правда, и Стас действительно влип.
