36. Уходи, пока отпускает
Я медленно возвращалась в реальность. В ушах шумело, в носу стоял противный запах. Я догадалась, что это был нашатырь, никогда в жизни я еще не прибегала к его помощи. Приложив усилия, я открыла глаза. Он сидел рядом со мной и смотрел незнакомым взглядом, как будто это был другой человек. Его лицо было перепачкано грязью и кровью, висок рассечен и кровь густо запеклась вдоль раны. Губы были разбиты и покрыты кровавыми трещинами. Серая водолазка у воротника и на груди была грязной, перепачканной кровью и влажной. Он протянул руку и убрал в сторону прядь волос с моего лица. Рукава были закатаны по локоть. Его сильные, загорелые руки тоже были перепачканы грязью и кровью, костяшки пальцев сбиты до мяса и я удивилась, как он вообще мог двигать пальцами. Я взяла его руку в свои ладони и прижалась к ней губами. Да, плакала, конечно. И не могла ни слова выдавить из себя. Не будет вопросов, не надо ответов, наплевать. Я не знала, как пережила эту ночь. Но этот его взгляд меня сейчас пугал.
– Вика, ты как? – услышала я голос Батыра. – Может скорую вызвать?
– Не надо, все хорошо, – смогла произнести я, наконец.
– Костян, на пару слов, – Батыр кивком пригласил Мирона выйти из комнаты.
Он осторожно освободил свою теплую ладонь из моих холодных рук и вышел из комнаты, слегка прихрамывая, и прикрыл за собой дверь. Я приподнялась на локтях, дала себе время, чтобы голова перестала кружиться, и села уже увереннее. Дверь скрипнула и в комнату проскользнула Алька.
– Ты как? – шепотом спросила она.
– Хорошо, – кивнула я. – А ты?
Она поджала губы и готова была расплакаться.
– Я так испугалась, – она зажала пальцами переносицу, пытаясь сдержать слезы. – Бася говорит, что Косте нужно в больницу, он весь в крови.
– Ты не знаешь, он ранен? – осторожно спросила я.
– Вроде нет, но они ничего не рассказывают…
– Я долго была без сознания?
– Минут десять, наверное. Может, ты поешь чего-нибудь? Ты ведь вчера даже на обед не пришла.
– Нет, не хочу, – ответила я.
В этот момент дверь в комнату открылась, вошел Мирон, подошел ко мне и протянул руку:
– Вика, вставай, я отвезу тебя домой.
Вика?! Это еще что за номер?! Когда это я успела стать Викой?! Может, просто он так ведет себя при посторонних? Да, нужно было срочно уходить, чтобы остаться с ним наедине. Я протянула ему свою руку, он подхватил ее под локоть и поднял меня на ноги. В прихожей я надела пальто, обулась и стала озираться по сторонам, ища глазами свою сумку. Но быстро вспомнила, где она оказалась, и просто запахнув полы пальто, направилась к выходу.
– Ну, все, до вечера, – Мирон обнялся с Батыром и кивнул Альке, – Аля, пока.
– Пока, – ответила она, но я уже была у лифта.
Мирон встал рядом, пока мы ждали на этаже. Молчали оба. Молча спустились вниз. Просто смотрели друг на друга и не произносили ни слова. Только у машины он попросил:
– Ключи давай.
Я сунула руку в карман и достала ключи от машины вместе с клочком бумаги, на котором был записан адрес Влады. Он взял и то, и другое. Прочтя адрес, он усмехнулся, скомкал его и отшвырнул в сторону.
– Садись, – он мотнул головой и пиликнул сигнализацией.
Мы выехали из двора и не торопясь поехали по белоснежному, сказочному городу. Я испытывала одновременно два абсолютно противоположных чувства: мне было очень хорошо и бесконечно плохо. Я не знала, что будет дальше. Я не была уверена в том, что он вообще намерен со мной разговаривать.
Наступившая, пусть и не по календарю, зима наполняла меня каким-то новым ощущением, которого я никогда не испытывала. Рядом со мной сидел мужчина, за которого я была готова убить. Он смотрел прямо перед собой, при свете дня кровь на нем потемнела и вид он имел опасный. Он кого-то убил? Если да, то мне было наплевать. Он был моим.
Был? Или есть? Мне было опасно находится рядом с ним, я это понимала. На расстоянии вытянутой руки его молчание было равносильно лезвию ножа, который он во мне проворачивал, наблюдая, как я истекаю кровью.
– Ты была у нее вчера, Высоцкая?
О боже, ДА!
– Была, – спокойно.
– Зачем? – спросил он, спустя несколько секунд.
– Искала тебя.
– Эта сука опасна, – не дрогнув, произнес он. – Тебе нельзя к ней приближаться. Она и так слишком много знает о тебе.
– Она любит тебя, – усмехнулась я.
– Она не умеет любить, – отрезал он. – Держись от нее подальше.
– Она имеет отношение к тому, что с тобой происходит?
Мирон размял шею, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Это давалось ему с болью, я видела. Наконец, он ответил:
– Если ты не хочешь, чтобы я тебе врал, не задавай вопросов.
– Хорошо.
Если я стану послушной, он измениться? Он вернется? Тот, кого я знала, вернется ко мне?
Он прибавил громкость музыки и всю оставшуюся дорогу до моего дома мы проехали молча. Все внутри меня орало, вопило, кричало, но на лице я зафиксировала самое спокойное и покорное выражение.
У входной двери он вопросительно посмотрел на меня, а я опустила глаза и пояснила:
– Моя сумка осталась в машине, на которой я туда приехала. У меня ни ключей, ни денег, ни телефона, ни документов…
Он посмотрел на меня с упреком, но ничего не сказал. Достал свои ключи и открыл дверь. Я вошла, быстро сняла пальто и хотела помочь ему раздеться, но он мягко отстранился от меня и сам снял свое. Я сделала шаг назад, на тот случай, если ему было неприятно находится близко ко мне, и спросила:
– Можно мне обработать твою рану?
– Нет, – отрезал он и рывком снял водолазку.
Я похолодела: на его теле не было живого места. Я не удержалась и приблизилась к нему, со слезами хотела прикоснуться к нему и сказать, что мы срочно должны ехать в больницу, у него могли быть переломаны ребра! Но он так отшатнулся от меня в сторону, как будто я его током ударила.
– Мне что: нельзя дотронуться до тебя? – спросила я, сквозь слезы.
– Нет, – ответил он и направился в ванную.
– Что с тобой?! – вырвалось у меня с воплем. – Что с тобой такое?
Он остановился, повернулся ко мне, подошел вплотную и тихо ответил, глядя мне в глаза холодным и каменным взглядом:
– Ничего. Это я. Такой как есть. Что: не нравлюсь больше?
Я искала в его глазах намек на ложь, но не находила.
– Я люблю тебя.
– Зря, маленькая моя.
Он провел своей ладонью по моему лицу сверху вниз, его пальцы ненадолго задержались на моих губах. Большим он настойчиво раскрыл их, удерживая остальными меня за подбородок. Он медленно погружал палец все глубже и глубже. Единственное, чего я сейчас хотела, это закрыть глаза и ответить. Я сделала и то и другое. Он тихо шепнул мне на ухо:
– Я плохой. Ты хорошая. Уходи, пока отпускаю, Высоцкая. Потом поздно будет.
Он отпустил меня и ушел в ванную, заперев дверь. А я попятилась назад, не веря тому, что вижу и слышу. Он был плохим, он был хорошим, но таким, как сейчас, он еще не был. Он не позволял мне до себя дотронутся. Почему? Он злился, что я поехала за ним?
