Что есть беспечность в зыбком мире? Когда кругом рушатся судьбы и бисером разлетаются о твердую дорогу родные души, которых не вернут тонны слез и тысячи упомянутых слов о них? Видимо мне не дано еще понять, почему близкие уходят из жизни неожиданно. Самые первые мне близкие люди – кровные, ушли когда мне было около пяти лет. Что случилось в тот день, когда моя судьба изменилась полностью – особо не помню. Каждая попытка, хоть что-то вспомнить, давалась с трудом: клубящийся дым разрывали движения одиночной фигуры. Как понимала я, то в моей комнате посреди ночи становилось светлей. Силуэт обрел очертания женщины. Она взволнованно бегает и что-то ищет. Кого-то зовет, кажется меня, но я не откликаюсь, мне страшно. Дышать становится нечем, легкие заполняются дымом и я задыхаясь лежа в кровати – громко закашляла. Женщина остановилась как вкопанная, прислушиваясь ко мне и резко исчезла, будто провалилась сквозь землю. Из-за приоткрытой двери было плохо видно что происходит за ней, тем более, она постепенно покрывалась языками пламени.
На кровате становилась ужасно жарко, будто находилась в хорошо истопленной бане. Глаза дико болят и слезятся. Дым всюду, точно, был пожар! Вокруг всё полыхает. Окружающий треск деревянного дома стихал, а мое тело слабело. На последнем издыхание, краем глаз увидела, как через горящую выбитую дверь влетела женщина и хлестнула ведром воды на меня. Холодная вода, будто обожгла меня еще сильней, чем полученный ожог. Невыносимо больно, было первые секунды, кожа будто вскипела вместе с водой на теле. В глазах внезапно потемнело, единственное что помню после этого, так это то, как сверху меня легло что-то тяжелое и мокрое, а затем рывком схватили и мгновенно опустили. После ничего не могу вспомнить, на эту то мозаику ушло не мало времени и то, воспоминания приходили в кошмарных снах, после которых я просыпалась в обжигающем поту.
Не так давно узнала, что моя мама пожертвовала собой, чтобы спасти меня. Расчетная группа пожарников приехала через пару минут, после того последнего запоминающегося мгновения в моей памяти. Нас нашли быстро. Посреди пылающей комнаты находился большой придавленный брусом ком из нескольких мокрых одеял и простыней. Видимо в тот момент, когда она схватила меня и решила выбежать со мной под мокрой накидкой, то нас и придавило. Меня успели реанимировать и вернуть к жизни, кровную нет.
Господи, я даже не могу вспомнить ее лицо, ничего не сохранилось, все пять лет будто выдернули из моей головы и вставили чистый диск. Боль, ее невозможно забыть, ее должна была чувствовать в ожоговом отделение, и к сожалению, а может и к счастью не помню. У меня не было родственников, а мать была разведенкой, и следовательно после больницы я попала в интернат.
С первых дней ближе всех мне стала Клавдия Петровна. Старенькая, чуткая женщина, около шестидесяти лет на вид. Темноволосая, местами проглядывали седые волосы. Она смотрела за всеми и всегда была рядом. Иногда занималась индивидуально с любым из нас, если у кого-то были проблемы с успеваемостью. Не редко уезжала домой и оставалась в интернате с ночевкой. У нее была своя комната, ее она называла уголком своего дома. Мне нравилось проводить там с ней время, особенно когда она читала сказки. Из всех прочитанных рассказов, мне больше нравилось слушать про «Дюймовочку». Она такая же как и я: маленькая, добрая и отважная. Появилась из ниоткуда. Прошла такой долгий путь препятствий и обрела дом, а с ним и титул королевы эльфов! А сказка про «Красную шапочку», больше вызывало настороженность к обычным вещам, да и к тому же, вот появлюсь я у бабули, точней Клавдии Петровны, а там серый волк? Я даже ничего сделать не успею. Хорошо то, что я не красная шапочка. Интересно, если в маленькой комнате так просторно и уютно, то как у нее на самом деле там? Дома? Наверняка у нее есть любящие ее люди: друзья, дети и внуки, семья иначе говоря. Но за этот период времени не наблюдала, чтобы к ней кто-то приходил, а большую часть времени она всегда с нами. А вот специализированные учителя не были заинтересованы в успеваемости сирот так, как она, хоть и была на должности директора, то насильно заставить не могла. Поэтому дети любили и уважали за то, что она делала.
Я во многом отставала в развитии. Из-за того, что она уделяла мне больше внимания чем другим, то порой мои сверстники игнорировали меня, когда мне нужна была помощь от любого из них. Меня обижали и отбирали еду, если рядом не было взрослых. Несмотря на то, в каком положения я находилась, бывало и пинали. Временами меня закрывали в туалете, и я не могла выбраться оттуда самостоятельно, пока кто-нибудь из взрослых не придет. В основном вызволяла Клавдия Петровна, но рассказывать ей о проказах других, я не могла. Мне хорошо знакома боль, как душевная, так и физическая, возможно из-за этого и жалела их, тем самым выдерживая все обиды в свою сторону.
Когда мне исполнилось восемь, то очередная пришедшая весна вселяла мне надежды на то, что меня удочерят и заберут в семейный дом, где я смогу любить тех, кто захотел меня принять такой, какая я есть, а в ответ буду любить еще больше. Нет, мне было не одиноко там, но иногда хотела произнести заветные слова: «Мама» и «Папа». Последние несколько недель чувствовала наблюдение за собой. В основном его ощутимость присутствовала в столовой или игровой комнате. Но стоило мне повернуться, и чувство контроля испарялось, будто протянутых ниточек зрительности и не было.
