– Не оставляй меня одну.
– Во-первых, ты не одна, Кира ведь с тобой. Во-вторых, чего ты её так боишься? Она же моя мама.
– Да ничего я не боюсь! – вскинулась Света так, что сразу стало понятно – боится. – Просто… Просто она немного… странная. Только не подумай ничего плохого!
– И не собирался, – ответил Ярослав, шагнул ближе к жене, положил руки ей на талию и посмотрел в ярко-карие с золотыми прожилками глаза. – Я же с ней всю жизнь прожил, – он улыбнулся. – Конечно, она немного странная. Но странная – это не страшная. Она до безумия любит Киру и уважает тебя как невестку, маму её внучки и жену своего сына. Не буду говорить, что любит – это для неё было бы слишком, но уважает точно. И точно желает только добра.
– Может, и желает, но…
– Кстати, она тоже спрашивала меня, не могу ли я отложить поездку. Я бы даже сказал – настоятельно рекомендовала никуда не ехать. Вы, случайно, за моей спиной не сговорились?
– Нет, конечно!
– Ну тогда, наверное, она боится тебя так же, как ты её.
– Ничего я не…
Ярослав поднял руку и приложил указательный палец к её губам.
– Шучу. Всего два дня. Ты же знаешь, я не могу не поехать. Я этого клиента почти год обхаживал и довёл-таки его до заключения контракта. Если финальные переговоры пройдут успешно, а я в этом нисколько не сомневаюсь, то обратно я приеду уже с новой должностью и очень, очень приятной прибавкой к зарплате. А через пару месяцев у меня будет отпуск, и мы втроём поедем к морю. И не на прекрасные галечные пляжи Сочи, а подальше, туда, где белый песок и знойные смуглые аборигенки… – Ярослав в притворном ужасе распахнул глаза и закрыл себе рот рукой. – Ой, кажется, я что-то не то сказал…
– Я те покажу, аборигенки… – Света нахмурилась, схватила мужа за горло обеими руками, чуть-чуть сдавила и вплотную приблизила своё лицо к его. – Молился ли ты на ночь…
Ярослав наклонил голову на бок, слегка высунул язык и захрипел.
– Дурак, – сказала жена и чмокнула его в губы.
Ярослав не растерялся и превратил короткий чмок в долгий поцелуй.
– Всего два дня, – повторил он, когда наконец оторвался от губ жены.
– Ладно уж, переживём как-нибудь… – ответила Света, дыша слегка учащённо.
Он широко улыбнулся и снова приник к влажным губам, позволяя своим рукам пробежаться по её телу.
– Кира еще не спит… – проговорила она, дыша ещё чаще и глубже, когда поцелуй наконец прервался. – Да и мама твоя…
– Тогда подождём еще часок.
– Тебе же вставать рано…
– В самолёте отосплюсь, мне лететь часа четыре.
– Тогда я жду с нетерпением…
– Взаимно, мон амур…
– Мамочка, – внезапно раздался из-за его спины детский голос, – полежи со мной!
Ярослав и Света улыбнулись друг другу, и она выглянула из-за плеча мужа, взглянув на дочку: щурящиеся на свет глаза, слегка растрёпанные волосы – крутилась на подушке, в чуть великоватой светло-серой пижаме, усыпанной цветными единорожками.
– Конечно, котёнок, – ответила Света.
– И сказку, – тут же добавила дочка.
– Хорошо.
– Пло Балбика. Новую, – малышка повысила ставки до максимума.
Света еле слышно вздохнула, уже предвкушая попытки выдавить из себя новые приключения уникального в своём роде розового лисёнка, которого они сами и выдумали, и ответила:
– Ладно, новая про Барбика.
Ярослав развернулся, сделал несколько шагов и подхватил дочку на руки.
– Мадмуазель не будет против, если её донесут до опочивальни? – сказал он, поднимая её вверх и утыкаясь носом в живот.
– Мамазель не плотив! – ответила та, смеясь и упираясь маленькими ручками в голову папы в тщетных попытках остановить нападение.
– Ярослав, нам спать надо, а ты играть! – воскликнула Света.
– Ничего, ничего, – ответил он, выходя их кухни, – мы немножко. Да, котёнок?
– Да, папа, – поддержала дочка папу, заливаясь смехом.
Заснула Кира и правда быстро, убаюканная плавным неспешным рассказом о дружбе розового лисёнка Барбика и неожиданно объявившегося в волшебном лесу бегемотика.
А Ярослав и Света завершили вечер так, как и планировали.
Встав утром около половины третьего, Ярослав умылся, выпил чашку кофе с приличного размера бутербродом и быстро оделся. Поцеловал на прощание сонную жену и вышел из дома, неся в руках лишь крохотный чемодан, способный уместиться в прокрустово ложе любой авиакомпании.
Света проследила в окно, как муж сел в такси, и снова легла в кровать, в надежде досмотреть тёплый, уютный, пастельный сон. Но не получилось. Сон развеялся почти неуловимой дымкой. Она попробовала поймать утекающие его струйки и вспомнить, что же такого замечательного в нём было, но быстро сдалась, просто заснув.
А потом провалилась в невнятно-ватное марево…
Она бродит в непроницаемом тумане, пытаясь разглядеть хоть что-то и выставив руки перед собой. Пробует кричать, разговаривать сама с собой, зовёт Яра, но не слышит собственных слов – они срываются с губ и тут же тонут во влажном плотном воздухе. Останавливается, вслушивается, но слышит лишь собственное тяжёлое дыхание и частый, словно она только что забежала на последний, девятый, этаж, стук сердца.
Туман становится всё гуще, уже приходится разрывать его руками, чтобы пройти дальше, втискивать ноги в тёмно-серую клубящуюся массу. А в какой-то момент Света поняла, что и вовсе стоит на месте – обессиленная, не способная шевельнуть даже пальцем, не падающая только потому, что зажата со всех сторон, как в метро в час-пик.
Дышать стало ещё сложнее. Обманчиво мягкие лапы тумана стали смыкаться на шее, одновременно давя на грудь, на живот, выдавливая наружу последние капли воздуха. В ушах зашумело, зашуршало, словно крутанули ручку настройки старого радио, сознание стало медленно угасать, пытаясь спастись от грядущего ужаса.
Но тут в белом оглушающем шуме Света различила набор повторяющихся звуков, глухих, пугающих, но, как ей показалось, безумно важных, бесконечно значимых. Она сделала над собой неимоверное усилие, остановила соскальзывающее в пропасть сознание и заставила себя услышать.
– И… а… о… а… – доносится отовсюду. – И… а… о… а… – снова и снова. – Ди…, та…, о…, да… – добавились согласные. – Ди… тя… от… да…
Звуки сложились в слова, слова в предложения.
Шёпот. Старческий. Не шёпот даже, бормотание с пришепётыванием.
Из тумана выплыла тёмная клякса, дёргающаяся, текучая, незаметно превратившаяся в оплывшее страшное морщинистое лицо с тускло горящими зелёными угольками глаз. Лицо, похожее на человеческое, но таковым не являющееся. Крупные, почти чёрные зубы, острые, словно специально заточенные, толстый язык, похожий на огромного садового слизня… Несёт гнилью и чем-то ещё, отвратительным, от чего выворачивает наизнанку.
– Дитя отдай… – уже чётко прошипело чудовище.
Света беззвучно закричала, вырвала руку из оков тумана и ударила по страшной роже наотмашь, царапая, вспарывая рыхлую кожу длинными сверкающими, как наконечники копий, ногтями…
