Когда я была двенадцатилетней девочкой, у моей мамы обнаружили рак легкого четвертой стадии. Ее еще называют терминальной, то есть не поддающейся лечению. С этого момента я попала в совершенно другую реальность – вместо катания на велосипеде и прогулок с подругами я помогала папе по дому и почти все свободное время ухаживала за больной мамой, которая часто кашляла, ходила с одышкой и постоянно жаловалась на боли в груди. Несмотря на поддерживающую терапию, ее болезнь очень быстро прогрессировала – спустя всего полгода она уже не могла самостоятельно встать с кровати и дойти до кухни или туалета.
В тот день я спустилась вниз, и увидела папу в слезах – мамы не стало. Долгое время после ее смерти мне практически ежедневно снились кошмары, в которых я слышала очень жуткий низкий хрип с последующим сухим кашлем, после которого полный страдания и боли слабый голос мамы зазывал меня наверх, в ее бывшую комнату. Отцу очень тяжело далась эта потеря, и он попытался утолить свое горе в алкоголе. С каждым днем он все больше спивался, и я, в свои пятнадцать лет, была вынуждена стать взрослой. Помню, как после школы мне часто приходилось поднимать его на диван и убирать скопления пустых бутылок.
В один из таких дней, поднимая отца с пола и затаскивая на диван, я заметила, что он стал намного легче. Как оказалось, он даже не прикасался к еде, которую я ему приготовила, а его кожа была какого-то болезненно-желтого оттенка. Я вызвала скорую помощь, и отца забрали в больницу. Спустя неделю мне позвонили и сказали, что у него обнаружили цирроз печени, причем уже в терминальной стадии. Я молча слушала врача, еле удерживая телефонную трубку трясущейся рукой, и плакала. Он сказал, что до такой стадии очень редко доходят за полтора года. Видимо, отец периодически употреблял алкоголь и ранее, но текущие дозировки, несовместимые с возможностями организма их перерабатывать, бесповоротно погубили его печень.
Вернувшись из больницы, отец выглядел немного лучше, но стоило ему переступить порог дома, как он тут же двинулся к шкафу за очередной бутылкой. Я подбежала к нему, и схватив его за руку, слезно молила больше не пить, но он лишь дал мне пощечину, сказав, что ему глубоко наплевать на мою жалость. В течение следующих двух месяцев он четыре раза попадал в больницу, три раза его откачивали на моих глазах прямо на диване, и буквально за полгода он окончательно угас, умерев после очередной, несовместимой с жизнью, дозы алкоголя.
В семнадцать лет я осталась без обоих родителей, совершенно одна в этом огромном, холодном мире. События этих лет оставили незабываемый отпечаток на моей психике и характере, и я твердо решила стать хирургом-онкологом, чтобы у меня были навыки и силы бороться за спасение человеческих жизней, а не бездействовать, наблюдая, как они таят на глазах. Я прилежно училась и параллельно работала, окончила университет с отличием, отдав ему шесть лет своей жизни. Последующие два года интернатуры и четыре года ординатуры попытались вытянуть из меня все оставшиеся жизненные соки, но я не сдавалась, напоминая себе ради чего я сюда пришла.
Волею случая, в ординатуре я встретила мужчину, с которым у нас очень быстро завязались романтические отношения, плавно переросшие в небольшой уютный дом и прекрасного четырехлетнего сына. На свое тридцатилетие я решила собрать всех самых близких друзей и родных, так как поводов было много – я уже год как работала хирургом-онкологом, сыну в этом году исполнялось пять лет, да и, учитывая специфику нашей работы, мы крайне редко собирались за одним столом все вместе.
…ну ладно тебе, Нэнси, хватит уже, а то я сейчас живот надорву, пытаясь не помереть со смеху, я судорожно махала руками в попытках остановить эту истерику, Не может этого быть!
От слез у меня размазалась тушь, и я подбежала к зеркалу поправить макияж. Увидев свое отражение, я стала скользить по нему пристальным, изучающим взглядом: от ярко рыжих, пышных волос к высокому лбу с несколькими неглубокими, но уже наметившимися морщинками. От больших серых, немного грустных глаз, уголки которых были испачканы размытой черной тушью, к небольшому аккуратному носу. Пухлые губы, накрашенные ярко-красной помадой, растянулись в улыбке самой себе, образовав маленькие ямочки на щеках. Только вот левый уголок рта еле приподнимался, но я не обратила на это внимание, списав на усталость. Вытирая глаза, я задумалась: у меня была прекрасная жизнь! Красавец сын, любящий муж, верные подруги и друзья, работа, на которой я боролась за жизни людей.
Ну и счастливица же ты, Лия Андерсон! К своему тридцатилетию многого добилась своим упорным трудом, с нотками зависти сказала я своему отражению, подмигнув.
Проведя остаток вечера с близкими мне людьми, я не успела заметить, как уже провожала последнего гостя. Закрыв дверь, я вдруг резко почувствовала, как что-то тяжелое придавило мне грудь, а голову пронзила невыносимая боль. Мои ноги враз онемели, а в глазах постепенно темнело. Опираясь спиной о входную дверь, я медленно сползала на пол.
Вот черт, похоже на… попытавшись улыбнуться сказала я, но левый уголок рта был более мне не подвластен.
Сидя на полу своей прихожей, я находилась в полной растерянности. Было жутко страшно и больно. Неужели и ко мне пришла смерть? Но какая же тут смерть! Рано еще умирать! Почему именно в этот день мой муж решил уехать с сыном в гости к его маме… Это же моя годовщина. Дьявол! Надеюсь, что не последняя. От мысли, что именно так я и умру, одна, неподвижно сидя на полу этого прекрасного дома, который мы все эти годы усердно наполняли уютом и теплом, с искривленной от страха чудовищной улыбкой на лице, мне стало чертовски обидно. Нет справедливости в этом мире. Сначала родители, следом я, толком не успев пожить…
