Было раннее августовское утро, когда пассажирский поезд Ульяновск – Москва прибыл под своды Казанского вокзала. Толпа, вывалившаяся на перрон, быстро таяла – кого-то подхватили встречающие, кто-то ушел сам, торопясь по неотложным столичным делам, кому-то предложили услуги носильщики с огромными телегами.
Вскоре на опустевшей платформе осталось не более десяти человек, в том числе и совсем юная девушка с увесистой сумкой через плечо китайского производства и с пиратской надписью «Адидас» на боку. На вид пассажирке казалось не больше восемнадцати, она была одета в темно-серые джинсы с широким ремнем и слегка приспущенной талией и белую трикотажную кофточку, глубоко вырезанную на груди. На беглый взгляд ее нельзя было назвать красавицей, во всяком случае, стандартные параметры модели «девяносто-шестьдесят-девяносто» к ней явно не подходили: среднего роста, крепко сбитая, с круглым румяным лицом и ясными серыми глазами, смотревшими живо и весело. В ее внешности имелась лишь одна изюминка, отличающая хозяйку от прочих симпатичных и современных молодых особ, наводняющих столицу в жаркие летние деньки, – роскошная темно-каштановая коса толщиной в четыре пальца и длиной ниже пояса. На кончике косы алела бархатная резинка, волосы блестели на солнце, вызывая жгучее желание дотронуться до них. Немногочисленные обитатели перрона мужского пола, с самого утра разогретые пивком и кое-чем покрепче, косились на соседку с возбуждением и интересом.
Девушке, однако, было плевать на их внимание. Она решительным жестом поправила сумку на плече, подняла и без того задорно вздернутый носик и бодро зашагала в сторону метро, упруго и мягко ступая по асфальту резиновыми подошвами дешевых кроссовок.
Пройдя стеклянные двери и остановившись у окошка кассы, девушка, нимало не стесняясь, сунула руку в довольно глубокое декольте и вытащила оттуда старенький матерчатый бумажник. Она раскрыла его, достала сотенную купюру и, протянув кассирше, потребовала уверенным и звонким голоском:
– Пожалуйста, билет на две поездки и телефонокарту.
Получив желаемое, она дождалась, пока освободится ближайший таксофон, умело засунула карту в прорезь аппарата и, старательно шевеля губами, наизусть набрала номер.
Послышались долгие гудки, затем неприятный и резкий женский голос произнес ей в ухо:
– Слушаю!
– Это Евгения Гавриловна? – приветливо и мягко осведомилась девушка.
– Я. – В трубке воцарилась выжидательная пауза.
– Здравствуйте, – так же любезно проговорила она, немного волнуясь и из-за этого переминаясь с ноги на ногу. – Меня зовут Валя. Валя Колесникова. Я дочка Нины и Николая Колесниковых из Ульяновска.
– Не знаю никакой Нины Колесниковой, – отрезала трубка. – Вы, наверное, ошиблись номером.
– Ну как же не знаете? – расстроилась девушка. – Нина… она еще к вам в Москву приезжала, когда Олимпиада была. Помните?
– Нет.
– Ой, ну да! – Девушка звонко хлопнула себя по лбу ладошкой. – Какая же я глупая! Она ж тогда еще не замужем была, а девичья фамилия ее Перепелкина. Теперь вспомнили?
– Нина Перепелкина? – задумчиво и недовольно произнес голос.
– Да, да! Племянница вашего мужа.
– У меня нет мужа.
– Как нет? – испугалась девушка. – Он… умер?
– Он ушел от меня пятнадцать лет назад, – бесстрастным тоном произнесла женщина. – Впрочем, Нину я помню. Что дальше?
– Дальше? – Девушка растерянно похлопала ресницами, но тут же взбодрилась: – Дальше… я приехала в Москву.
– Когда?
– Сегодня. Только что.
– Я счастлива, – язвительно и колко проговорила Евгения Гавриловна. – Уж не имеете ли вы в виду, что собираетесь с вокзала нагрянуть ко мне домой?
– Имею, – наивно подтвердила девушка и добавила: – Вы не волнуйтесь, я вас сильно не стесню. Завтра же пойду работу искать, устроюсь в хорошее место, денег подкоплю и сниму свое жилье.
– А до этого, значит, ты собралась жить у меня?! – От возмущения тетка мигом перестала надменно-вежливо «выкать», ее тон утратил ледяную сдержанность и сделался откровенно грубым и сварливым… – Нет уж, милая! – решительно произнесла она. – Я тебя никогда в жизни не видела, а мать твою – лишь однажды. Нечего шляться в Москву кому ни попадя да обременять людей. У меня и так одна комната, и та двенадцать метров.
– Я на кухне могу, – робко возразила девушка, уже отлично понимая, что ее расчеты провалились самым плачевым образом.
– И не думай! – рявкнула в трубку тетка.
– Куда же мне теперь? – жалобно проговорила незадачливая гостья, теребя молнию на сумке. – У меня ж в Москве никого, кроме вас.
– В общежитие иди. Там недорого сдают.
– Денег совсем нет, – доверительно пожаловалась девушка. – Папе зарплату уже полгода не платят, детскими пособиями живем да огородом.
– Меня не волнует, чем вы живете. – В голосе тетки, несмотря на безапелляционность сказанного, наметилось некоторое сомнение. Девушка живо уловила его и предприняла еще одну отчаянную попытку:
– Пожалуйста, Евгения Гавриловна, миленькая! Ради бога!
– И наглые же вы, деревенские, – ворчливо и обреченно заметила тетка, – дай вам палец, всю руку откусите. – Она помолчала, шумно и демонстративно вздыхая в трубку, а потом проговорила чуть мягче: – Небось бездельница. Или, того чище, гулена. Смотри, у меня с этим строго, не забалуешь! Завтра же пойдешь место искать, а не то выставлю через неделю, и конец. Уразумела?
– Уразумела, – радостно подтвердила девушка, – можно ехать?
– Езжай, что ли. – Евгения Гавриловна старательно прокашлялась. – Адрес-то есть у тебя?
– Есть. Мама дала.
– Ну, жду.
Трубка коротко загудела. Обладательница роскошной косы вынула карту, аккуратно и деловито спрятала ее в бумажник. Затем жестом истинного тинейджера выставила большой палец и торжествующе произнесла:
– Ес!
