Когда я сообщила старику Адамсу о нашем намерении снова отправиться в Скалистые горы – покатаемся верхом, сказала я, поищем гризли, которых в тот раз так и не увидели, а может, даже и волков, – он поглядел на меня как на ненормальную.
Бесспорно, он почти всегда смотрит на меня именно так. Мы с Чарльзом живем по соседству с ним восемнадцать лет с лишком, но в его глазах по-прежнему остаемся горожанами, а потому во всех житейских делах ничем, кроме слабоумия, не блещем.
Но теперь он взглянул на меня с еще большей жалостью, чем обычно.
– Тебе что, здешних зверюг мало? – осведомился он и добавил озабоченным басом, так как на самом деле очень к нам привязан: – Ты бы лучше ухо востро держала.
Я знала, на что он намекает. Взять хотя бы предыдущую неделю, когда мы вывозили бревнышки с нашей лесной делянки площадью в два с половиной акра. Ну, просто сцена из жизни лесорубов в канадских дебрях: Чарльз складывает бревнышки у дороги, а я нагружаю их на грубо сколоченные сани, чтобы Аннабель, наша ослица, свезла их вниз по склону домой.
Идею саней подсказала крутизна холма. Повозка на колесах с таким грузом скатилась бы вниз сама, подцепив Аннабель, а на полозьях груз аккуратно скользил позади нее, и его вес обеспечивал необходимое торможение. Ну а втащить пустые сани вверх по склону Аннабель и вовсе не затрудняло.
И работа эта ей страшно нравилась. Не желая особенно ее утруждать – в конце-то концов она такая миниатюрная, – сначала я привязала к саням два бревнышка. Они, видимо, показались ей не тяжелее пары воздушных шариков, а потому в следующий раз я добавила еще два… а затем еще два… и под конец она отправлялась вниз уже с порядочным грузом. И прямо-таки наслаждалась этим. Спускалась по склону с видом опытнейшей, пусть и с ноготок, ломовой лошади, и на морде у нее было написано тихое самодовольство, так хорошо знакомое нам с Чарльзом!
Она терпеливо стояла внизу, пока я сгружала бревнышки на траву обочины перед коттеджем; волокла сани вверх по склону без единой остановки (при обычных обстоятельствах это мне пришлось бы волочить ее за узду, а она на каждом шагу тянулась бы хрямкать одуванчики); и снова терпеливо ждала, пока я нагружала сани… «Жалко, что мы не захватили фотокамеры, – сказала я Чарльзу, когда в очередной раз она начала спускаться, следуя за мной. – Хоть бы кто-нибудь увидел ее сейчас! Ну почему никогда никого не бывает рядом, когда она ведет себя так хорошо, как теперь?»
Ну что бы мне помолчать! Стоит Аннабель услышать слово «хорошо», и, поскольку ее девиз – вести себя прямо наоборот, к ней со скоростью звука возвращается обычное упрямство. Едва она спустилась вниз, как играть в ломовую лошадь ей надоело. К несчастью, я, приступая к разгрузке, наступила на веревку, привязанную к саням, а потому когда она зашагала к другой развилке дороги (то есть в направлении, которое не имело никакого отношения к перевозке бревнышек), то тащила за собой не только недоразгруженные сани, но и меня, так как моя нога запуталась в веревке.
И я боялась, не слишком ли ей тяжело? Она волочила сани и меня, будто весили мы не больше сухой бальзы. Дальше по дороге в этом направлении в трех милях от нашего дома расположено пастбище ее приятеля, осла по кличке Чарли, и, наверное, я проскользила бы весь путь туда на моей филейной части, если бы старик Адамс не разбирал завал ниже по ручью. Когда его голова высунулась из канавы, Аннабель шарахнулась и остановилась.
Я вскочила, ухватила ее за узду и объяснила, что случилось. Старик Адамс помолчал, уставившись на меня из-под полей шляпы с видом покорности судьбе.
– А хозяин-то где? – спросил он наконец.
Я сообщила, что Чарльз все еще на холме подтаскивает бревнышки к дороге… Да нет, я кричала ему, но за шумом ручья он меня не мог услышать, и вообще он там пел… И это явилось последней каплей. Голос у Чарльза очень хороший, но его привычка распевать, работая среди фруктовых деревьев, входит в список наших невменяемостей, который ведет старик Адамс.
Помнится, как-то Чарльз исполнял «На том холме на склоне» из «Роберта-Дьявола», стоя во фруктовом саду с вытянутой вперед рукой на манер Джильи; старался он, как ему казалось, исключительно для меня, и тут в паузу после звончайшего «Дья-во-о-о-л го-о-ордо сто-и-ит» ворвался знакомый голос с дороги: «Коли бы он полол, чем горло надсаживать, так, глядишь, и яблони среди крапивы можно б было рассмотреть».
Нет. За долгие годы соседства с нами, позволявшего ничего не упускать из того, чем мы занимались, убеждение старика Адамса, что смирительные рубашки пришлись бы нам в самый раз, только укрепилось. Мне было ясно, о чем он думает: если я не могу справиться с ослицей, запряженной в сани, так какие же у меня шансы против гризли?
Даже наши сиамы подкрепляли его точку зрения. Нашему силпойнту Сили тогда исполнилось четыре года, Шебалу, блюпойнту, – два. И за примером нашей бестолковости в отношении их долго ходить не пришлось бы: взять хотя бы случай с Сили и собачьим кормом.
Толчком послужил визит мужа дамы, у которой мы купили Шебалу, – он оказался по делам в наших местах и заглянул к нам.
– Господи, до чего же она выросла! – воскликнул он, просто не веря, что стройная, безмятежно изящная красавица блюпойнт, которая прошла через комнату походкой знаменитой манекенщицы, чтобы поздороваться с ним, – это та самая фитюлька с хвостиком-спичкой, карабкавшаяся вверх-вниз по занавескам в его доме. – Она же вдвое больше своей матери!
– Все деревенский воздух, – объяснила я. – И беготня по склону холма. Ну и конечно, ест она, как лошадь.
И тут мы заговорили о кошачьем рационе – им нравятся свиные сердца и нежирный фарш, сообщила я… но это же дико дорого… конечно, кошачьи консервы полезны да и дешевле, но они их почти не едят… И тут он сказал, что мать Шебалу тоже не жалует кошачьи консервы, но теперь они кормят ее «Четвероногим другом». Вместе с их собакой – миска к миске, и она уписывает собачий корм, точно икру.
Ага! И в следующий же раз, когда я отправилась в деревню, я вернулась с «Другом». Собственно, табу на кошачьи консервы наложила Шебалу. Сили, наш покладистый обжора, ел их, если у него не было другого выхода. Просто казалось нечестным пичкать его консервами, когда Шебалу настаивала на свежем мясе. Но если ее матери нравится собачий корм, вдруг он придется по вкусу и ей? А тогда проблема будет решена. И дело было не просто в цене. Наш ветеринар давным-давно растолковал нам, что кошки обязательно должны съедать порядочное количество консервированного корма – особенно такого, в котором содержатся крупы. Если кошки не питаются исключительно мясом, у них больше шансов под старость сохранить здоровые почки.
