Через неделю у меня будет свадьба: я выхожу замуж за сына друзей семьи, Игоря. Мы знакомы с самого детства, и сколько я себя помню, все всегда говорили, что мы жених и невеста.
Вот мы и выросли, и теперь мы и нас самом деле жених и невеста.
Свадьба пройдёт прямо в нашем огромном доме, и сразу после торжественного вечера мы поедем с моим мужем в свадебное путешествие на Мальдивы: наши родители сняли для нас отель на целых три недели, и я заливаюсь краской об одной мысли о том, представляя, чем мы там будем заниматься…
Мне уже восемнадцать, а Игорь старше меня на пять лет, и значит, он намного опытнее. Ведь у нас никогда ничего не было. Только поцелуи. Не более того.
Конечно же, мой жених пытался добиться от меня большего, но я никогда не позволяла ему.
Или всё-таи не хотела? Я не знаю…
Я ведь не знаю, что такое всепожирающая всепоглощающая страсть, про которую говорят все вокруг.
Страсть, которая разрушает судьбы, города, страны… Я читала про это в книгах, но то чувство, которое я испытываю к своему будущему мужу не совсем похоже на то, что про что я слышала.
Или я просто пока в этом ничего не понимаю.
— Мама, а ты любила отца, когда вы поженились? — как-то я спросила свою мать, и она ответила, задумавшись перед этим на пару минут:
— Ты знаешь, Мира, любовь — это совсем не то, про что пишут в книжках. Любовь — это, что ты начинаешь чувствовать, когда проживёшь с человеком несколько лет, — погладила она меня ласково по голове. — Страсть и желания — всего лишь дым, который быстро рассеивается, оставляя после себя холодные угли, понимаешь? А с Игорем тебе будет хорошо и надёжно вместе. Наши семьи дружат, и мы всегда будем рядом, чтобы помочь вам.
И я запомнила её слова на всю жизнь: «Страсть — это холодные угли, которые остаются после пожара…»
Всего лишь угли…
Мы возвращаемся домой с мамой и сёстрами, нагруженные пакетами с покупками: мне купили тонкое шёлковое бельё для первой брачной ночи, чулки и итальянскую фату в пол.
Теперь я полностью готова к свадьбе. Перед домом во дворе я вижу припаркованными два незнакомых тонированных джипа: наверное, к папе, как обычно, приехали его деловые партнёры, он часто решает рабочие вопросы у нас дома.
Заходим в дом, и я не слышу обычного радостного лая нашей собаки, Келли — афганской борзой. Она всегда встречает и провожает всех, кто приходит в дом и уходит.
— Артём, мы дома! — кричит на весь дома моя мама, и только тишина гудит в ответ.
Странно, никого? А чьи же это тогда джипы?
Я сваливаю пакеты у порога, и тут слышу дикий, нечеловеческий крик моей сестрёнки, Тони. Бегу на её крик и вижу, что она сидит на полу перед каким-то шерстяным клубком.
Я не сразу понимаю, что это, пока не вижу, что это наша Келли! Что с ней?! Встаю на колени, провожу по её шерсти дрожащей рукой. Руки становятся мокрыми и липкими…
Подношу их к лицу: они в крови. Келли мертва! Но кто это сделал с ней!
Сижу, не в силах пошевелиться, и буквально чувствую, как кто-то подходит ко мне. Поднимаю глаза. И вижу огромного мужчину со шрамом во всю скулу. Он стоит, с любопытством рассматривая меня, и потирает рукой свой заросший щетиной подбородок.
— Кто вы? — еле слышно спрашиваю я, чувствую, как мои глаза, как чаши, наполняются слезами, и это мужчина отвечает низким хриплым голосом со слабым акцентом:
— А это тебе сейчас твой папа расскажет, — и чья-то огромная стальная лапа вздёргивает меня буквально на воздух. Ставит на ноги, тащит за собой.
Я плохо соображаю, но понимаю, что меня ведут в отцовский кабинет. Я даже не пытаюсь вырваться: я так ошарашена, что просто иду за этим громилой.
В отцовском кабинете за столом сидит мой папа, и я вижу, как побелело его лицо. Моя мама сидит тут же, на диване, и просто тихо плачет, буквально задыхаясь от рыданий, а мои две сестрёнки Тоня и Мия стоят уже в комнате перед ещё одним страшным мужчиной в джинсах и чёрной кожанке.
И тут я наконец-то замечаю, что у всех этих бандитов в руках оружие! Оружие!
На сграбят?!
Из фильмов я знаю, что лучше не спорить с ребятами с пистолетами, и я встаю рядом со своими младшими сестрёнками.
— Ну, давай, говори, — подталкивает в спину дулом пистолета моего отца тот самый мужчина с щетиной, и я вижу, каким ужасом наполняются глаза моего папы. — Или ты хочешь, чтобы я сам объяснил твоему сучьему выводку, что здесь происходит? — с насмешкой кидает он, усаживаясь на столешницу.
— Не надо, я сам, — наконец-то выдавливает из себя мой отец, и я только слышу сдавленные рыдания моей мамы…
— Девочки, я задолжал Рустаму Алиеву деньги. Очень много денег, — сглатывает мой папа, и я вскрикиваю:
— Папа, это не важно! Нам не нужны деньги, правда? Забирайте всё! — кричу я в лицо этому человеку со шрамом, и вижу, как он начинает хохотать в ответ.
Встаёт, подходит ко мне вплотную, и я чувствую его дикий пряный аромат, исходящий от его кожи в прорези рубашки.
— А ты смелая девочка. Дерзкая, — вдруг просовывает он свою жёсткую ладонь прямо в вырез моего платья и сдавливает мою грудь!
Я вижу, как мой отец пытается вскочить со своего места с криком «Не смей…», но тут же ещё один здоровый бугай бьёт его наотмашь.
Папа падает обратно на стул, закрыв лицо руками, и я вижу тоненькую струйку крови, тонкой змейкой бегущую между его пальцев…
