Обыденный предвестник гибели в рекламных щитах-бутербродах резко ушел со своего поста у ворот музея, где простоял последние несколько дней. На щите спереди было олдскульное пророчество о конце света; на том, что болтался сзади, было написано: «Забейте».
Внутри через большой зал, мимо двойной лестницы и гигантского скелета, громко шагая по мрамору, прошел человек. За ним наблюдали каменные животные. «Так-с», – повторял он.
Его звали Билли Хэрроу. Он бросил взгляд на огромные искусственные кости и кивнул. Как будто поздоровался. Было чуть позднее одиннадцати утра, октябрь. Зал заполнялся. У стойки его ждала группа, поглядывая друг на друга с вежливой застенчивостью.
Там были два молодых человека лет двадцати, с гиковскими прическами. Дразнили друг друга парень и девушка, вчерашние подростки. Она, очевидно, пришла, только чтобы побаловать его. Была пара постарше и отец лет тридцати с маленьким сыном. «Смотри, обезьянка, – сказал он. Показал на животных, вырезанных на желобках, оплетающих музейные колонны: – А видишь ящерицу?»
Мальчик едва глянул. Смотрел он на кости апатозавра, которые как будто поприветствовал Билли. А может, подумал Билли, на стоящего за ними глиптодонта. В первом зале Музея естествознания у каждого ребенка имелся свой любимчик, и у самого Билли это был глиптодонт – полусферический великан-броненосец.
Билли улыбнулся женщине, продававшей билеты, и охраннику за ее спиной.
– Это мои? – спросил он. – Ну ладно, народ. Поехали?
Он, моргая, протер очки, повторяя выражение и движения, которые его бывшая однажды назвала очаровательными. Он был младше тридцати и выглядел моложе; на лице слишком много веснушек и слишком мало щетины, чтобы называть его «Билл». С возрастом, подозревал Билли, он в стиле ДиКаприо просто станет похож на высохшего ребенка.
Черные волосы Билли были растрепаны в слабом подобии модного стиля. Носил он не самый безнадежный верх, дешевые джинсы. Когда он только начинал работать в Центре, ему нравилось думать, что для такой работы он выглядит неожиданно круто. Теперь он знал, что этим никого не удивить, что больше никто не ждет, чтобы ученые выглядели как ученые.
– Итак, вы пришли на тур по Центру Дарвина, – сказал он. Вел он себя так, будто присутствовавшие пришли ознакомиться со всей исследовательской организацией, посмотреть на лаборатории и кабинеты, картотеки, шкафы с бумагами. А не ради одного-единственного предмета во всем здании.
– Я Билли, – сказал он. – Я куратор. Это значит, что я занимаюсь каталогами, консервацией и всем таким. Я здесь уже давно. Когда я только пришел, я хотел специализироваться на морских моллюсках. Знаешь, что такое моллюск? – спросил он мальчика, который кивнул и спрятался. – Правильно, улитки.
Моллюски были темой его диссертации.
– Ну хорошо. – он надел очки. – Следуйте за мной. Здесь работают люди, так что попрошу быть потише и умоляю ничего не трогать. У нас везде щелочи, токсины и всякие прочие ужасы.
Один из молодых людей начал спрашивать: «А когда мы увидим?..» Билли поднял руку.
– Можно я быстренько?.. – сказал он. – Давайте объясню, как у нас все пройдет. – У Билли выработались собственные бессмысленные идиосуеверия, и по одному из них называть то, ради чего все пришли, до того, как они это увидят, – к беде.
– Я покажу вам разные места, где мы работаем, – глупо говорил он. – Все вопросы сможете задать потом: время у нас все-таки ограничено. Давайте сперва закончим экскурсию.
Ни один куратор или исследователь не был обязан проводить экскурсии. Но многим приходилось. Билли уже не ворчал, когда наступала его очередь.
Они вышли и прошли через сад к Центру, со стройкой с одной стороны и кирпичной филигранью Музея естествознания – с другой.
– Пожалуйста, не фотографируйте, – сказал Билли. Ему было все равно, подчинятся они или нет: его дело – повторять это правило. – Это здание открылось в 2002 году, – сказал он. – И, как видите, мы расширяемся. В 2008-м у нас будет новый корпус. Центр Дарвина – это семь этажей заспиртованных экспонатов. То есть они хранятся в формалине.
Будничные коридоры вели навстречу вони.
– Господи… – пробормотал кто-то.
