Жизнеописательница, работающая над биографией Айвёр Минервудоттир, ждет своей очереди в помещении, предназначенном для женщин, чьи тела функционируют ненадлежащим образом. На ней спортивные штаны, кожа у нее белая, щеки в веснушках, она не молодая и не старая. Скоро ее вызовут в смотровую, где придется залезать на гинекологическое кресло и вставлять ноги в держатели, в вагину запихнут специальную палочку и на большом экране появится черно-серое изображение ее матки и яичников. Пока же она рассматривает обручальные кольца своих соседок. Внушительные бриллианты, блестящие толстые ободки. У дам с такими вот кольцами наверняка имеются кожаные диваны и платежеспособные мужья, но при этом их клетки, трубы и кровь не выполняют свое животное предназначение. Такая история жизнеописательнице по крайней мере нравится: простая и ясная, на нее можно отвлечься и не думать о том, что творится в головах у этих самых женщин и мужей, которые их иногда сопровождают.
Медсестра, мадам Грымза, нацепила сегодня ядовито-розовый парик и замысловатую конструкцию из пластиковых ремешков, которая не прикрывает практически ничего – в том числе и грудь.
– С Хеллоуином! – поясняет она.
– И вас, – отвечает жизнеописательница.
– Пойдемте выкачаем из вас немного жизненной силы.
– Прошу прощения?
– Это так говорят – я имею в виду кровь.
Жизнеописательница вежливо хмыкает в ответ.
Грымзе не сразу удается найти вену. Она все тыкает и тыкает. Больно.
– Ну где же ты прячешься?
В жизнеописательницу уже столько месяцев тыкали иголками, что рука вся в отметинах. Слава богу, в этих краях принято носить одежду с длинными рукавами.
– Праздники пришли? – интересуется Грымза.
– Да ужас какой-то.
– Роберта, человеческий организм – большая загадка. Ну вот – попала.
Кровь льется в пробирку. Анализ определит уровень фолликулотропина, эстрадиола и прогестерона. Бывают хорошие результаты, бывают плохие. Грымза сует пробирку в подставку рядом с другими красными капсулками.
Спустя полчаса раздается стук в дверь смотровой – стучат не для того, чтобы попросить разрешения войти, а лишь предупреждения ради. Входит мужчина в кожаных штанах, очках-авиаторах, кудрявом черном парике и круглой шляпе.
– Я тот парень – из группы, – поясняет доктор Кальбфляйш.
– Ух ты, – жизнеописательнице неловко из-за его сексуального вида.
– Ну что, посмотрим? – он водружает затянутый в кожу зад на стул прямо перед ее раздвинутыми ногами, ойкает, спохватывается, снимает очки.
Кальбфляйш учился где-то на Восточном побережье и играл в университетской команде по американскому футболу, он до сих пор слегка напоминает студиозуса. Кожа у доктора покрыта золотистым загаром, слушать он совсем не умеет. С улыбкой Кальбфляйш перечисляет какие-то загадочные цифры. Медсестра записывает все данные в карточку жизнеописательницы. Толщина эндометрия, размер яйцеклеток, их количество. Ко всему этому следует прибавить возраст жизнеописательницы (42 года), уровень фолликулотропина (14,3), сегодняшнюю температуру на улице (+13 °), количество муравьев на одну десятую квадратного метра почвы непосредственно под ними (87) – так и подсчитывается вероятность. Вероятность появления ребенка.
Доктор натягивает резиновые перчатки.
– Так, Роберта, поглядим, что там у вас.
Как бы он оценил запах из вагины жизнеописательницы по шкале от одного до десяти, где десять – воняет, как плесневый сыр, а один – совсем не пахнет? А если сравнить с другими вагинами, которые одна за другой проходят через эту смотровую, день за днем, год за годом; с толпами вагин, сонмами вульвических призраков? Многие вообще перед осмотром не подмываются, у кого-то молочница, кто-то благоухает от природы. Кальбфляйш, наверное, за свою жизнь всякого нанюхался.
Он вставляет в жизнеописательницу ультразвуковой датчик, обмазанный ярко-синим гелем, и прижимает его к шейке матки.
– Эндометрий хороший. Четыре и пять десятых. Ровно как нам надо.
На мониторе эндометрий похож на белый росчерк на фоне черной кляксы, его вообще почти не видно, как такое измеришь? Но Кальбфляйш же профессионал, она ему вверила свой организм. И свои деньги тоже. Не деньги, а деньжищи – непомерная сумма, сказочная, сага какая-то о деньгах, а не настоящие деньги, которые взаправду могут у настоящего живого человека водиться. У жизнеописательницы, к примеру, их точно нет. Она расплачивается кредитками.
Доктор переходит к яичникам, крутит и вертит датчик, ищет нужный угол.
– Вот правая сторона. Хорошенькие такие фолликулки…
Сами яйцеклетки не разглядеть – они очень маленькие, зато можно посчитать мешочки, в которых они сидят, – черные точки на сероватом экране.
– Ну что, будем надеяться на удачу, – Кальбфляйш вытаскивает датчик.
«Доктор, у меня и правда хорошенькие фолликулки?»
Отстранившись от ее вагины, он сдергивает перчатки.
– Последние несколько циклов, – он заглядывает в карточку, но на саму жизнеописательницу при этом не смотрит, – вы принимали «Кломид», чтобы простимулировать овуляцию.
Вот уж об этом ей можно не рассказывать.
– К сожалению, у «Кломида» есть побочный эффект: истончается эндометрий. Поэтому мы не рекомендуем пациентам им злоупотреблять. А вы уже долго на нем сидите.
«Погодите, что?»
Нужно было самой проверить.
– Так что на этот раз попробуем другую схему. Возьмем новое лекарство – если верить исследованиям, оно увеличивает шансы зачать у некоторых старородящих.
– Старородящих?
– Просто термин такой медицинский.
Кальбфляйш выписывает рецепт и даже глаза на жизнеописательницу не поднимает.
– Медсестра расскажет про препарат, увидимся на девятый день.
Он вручает Грымзе карточку, встает, поправляет натянувшиеся в паху кожаные штаны и выходит.
