Глава 1
Город-хищник разбудил меня, прикоснувшись сквозь сон. Как паук в поисках раны, нежно трогающий лицо тонкими лапками.
Стекло больше не холодило голову. Наоборот, согретое кожей, передавало в череп железный стук колес, рывки, когда вагон перескакивал с пути на путь, скрипы торможения. Я прижал пальцы к височной вене, перехватывая стальное биение и отодвигаясь от окна.
Давление города нарастало.
Состав как будто не поднимался на холм, а погружался в темноту океана. Каррау приближался. Город сотни университетов, пяти больниц, исторической крепостной стены – и хищников.
Любой город – город хищников. Но Каррау – хуже. Или лучше. Смотря, что искать. Он особенный.
Крепостную стену я не увидел, но почувствовал всем телом. Поезд нырнул в подземный тоннель, как игла, проталкиваясь в пузырь города. Стена все еще защищала Каррау, все еще формировала его.
Я задохнулся – пленка пузыря прогибалась, выдавливая меня наружу. Воздух застрял в груди, давление на глазное дно, давление в каждой вене, в каждом капилляре. Нарастающее. Нарастающее. Красные пятна перед глазами. Миг, когда казалось, что сейчас разорвутся сосуды мозга. Когда хотелось, чтобы разорвались.
Толчок. Смена путей. Свет.
Поезд вынырнул из тоннеля.
В городе.
Я закашлялся. Под кожей – жар и горечь, но это хорошо. От них хотелось кричать, а крик прочищает легкие. Все акушеры знают. Нельзя только. Не здесь, не в вагоне, полном студентов.
Третий город. Третий город за два дня. Последний. Здесь моя цель. В любом случае еще одного пересечения границы тело не выдержит.
Я приехал в Каррау спрятаться от хищников. Под брюхом у самого кровавого из них. Если он примет мою службу.
Стекло отразило моё лицо: бледная кожа человека, предпочитающего книги свежему воздуху. Стянутые в мягкий хвост волосы растрепались. Круги под глазами, крылья тонкого длинного носа покраснели, а губы пересохли и потрескались. Я облизал их. Потянулся к сумке за водой, но рука нащупала пустоту. Забыл, что оставил ее в камере хранения предыдущего вокзала. Пришлось бежать, бросив даже то немногое, что я успел в спешке захватить из дома. В итоге, с собой у меня лишь содержимое карманов: кошелек, документы, футляр с картами, маленький овальный камень – мертвый камень учителя, который сослужит мне в последний раз, и дневник брата Блая с открытой-закладкой в самом конце. На открытке – пылающий монах. Всегда, когда вижу её, мне слышится запах горелой плоти. Чем дольше вещь с тобой, тем большей властью обладает. Мы как сороки.
На всякий случай я еще раз проверил карманы пальто, поправил дневник так, чтобы не бил меня острыми краями на каждом шаге.
Поезд вскрикнул тормозами, болезненно-медленно подъезжая к вокзалу. Звуки голосов, шарканья и возни в коридоре становились громче, беспокойнее.
Пора.
Я дважды с силой вдохнул и с силой выдохнул, разгоняя ци под кожей. Проверил, не забыл ли что-нибудь в купе и вышел в коридор, к толпе детей, сонных, но радостных. Болтающих, трущих глаза, нервно улыбающихся. Каррау – город студентов, а утром – начало второго семестра. Может быть, здесь, в вагоне, есть тот, кто станет моим учеником.
Шок от перехода границы отступал, возвращалась тонкая нервозность с примесью радости: новый город. Трепет в желудке, который почему-то связывают с влюбленностью. Что ж, если так, я влюблен в открытия. Каррау – открытие. Опасное, будоражащее, горькое.
Я застегнул пальто и, следом за детьми, вышел на перрон, в холодный воздух ночного города. Низкие пустые платформы. Одноэтажное здание вокзала, освещенное разреженным нездорово-лимонным светом высоких фонарей. Ноябрь холоден и сух.
Я замер, позволяя городу, как большому незнакомому псу, себя обнюхать. Узнавать вкус моей кожи – решать “свой” ли я. Могу ли стать “своим”. Пассажиры растянулись длинной цепочкой, двигаясь к раскрашенному фосфоресцирующим белым, как ребра скелета, переходу между платформами.
Город знакомился со мной. А я с ним. Всматривался в его потоки и пульс, в волнообразные движения его бытия и структуру.
Пустота за спиной. Она потянулась ко мне инстинктивно – отвечая на “приглашение”, которое я послал Каррау. Глотка дыры с острыми треугольными зубами. Я закрылся. Обернулся медленно.
В десяти шагах от меня стоял немертвый. Высокий, седой, с костлявым лицом. Похожий на отставного военного. Под легкой шелестящей курткой, распахнутой несмотря на ноябрьский холод – белая выглаженная рубашка.
Скрестив на груди руки, вампир провожал приезжих задумчивым долгим взглядом. Оценивая. Выбирая. Самого медленного? Самого одинокого? Самого живого?
Но студенты прошли, а он все еще стоял.
Я двинулся к переходу – немертвый, не размыкая скрещенных рук, пошел следом. Держась так, чтобы не коснуться моей Тени ни ботинком, ни своей тенью – растрепанным темным пятном у самых ног. Человек, который никому ничего не должен. Почти.
Я ускорил шаг. Немертвый тоже.
Сердцебиение рвануло вперед, опережая и подстегивая. Радостное волнение сменилась пониманием: нельзя было останавливаться. Самый медленный, самый одинокий и самый живой из приезжих – я. Он за мной идет. Он на меня открыл охоту.
Дети беспокойной тесной группой, чувствуя опасность, как всякие прирожденные жертвы, пробежали переход и скрылись в желтой теплоте здания вокзала. Я остался на платформе один. Один на один с вампиром.
Переход. Если успеть к нему – меня будет видно через окна зала ожидания. В теории. Он не рискнет напасть на виду? Вряд ли это “вид”. Но место должно просматриваться камерами наблюдения. Слабые надежды. И всё же – переход. Не бежать.
Быстрым шагом я дошел до белых ребер разметки. – Навстречу второму вампиру, шагнувшему ко мне из темноты.
Этот был младше. По крайней мере, выглядел младше. Невысокий, худой, волосы торчат в разные стороны, бледное лицо выбелено пудрой. Десяток цепочек на кожаной куртке – как гирлянды на новогодней елке.
Острое чувство противоестественного: вампиры не только шагали бесшумно, но на панке не звякнул ни один кусочек металла.
Я остановился рядом с фонарем. Расслабленно опустил руки. Шагнул в сторону – так, чтобы видеть обоих немертвых одновременно, пусть и краем зрения. Военный оказался ближе, чем я думал.
– Вы неверно выбрали. – Мой голос спокойнее, чем я сам. Сух, но не прерывается. Двое – в бесконечность раз больше, чем то количество демонов, с которыми я бы хотел сейчас драться. Любые числа на ноль – бесконечность.
– Почему? – У панка оказался высокий женский голос. Под белилами, грязными лохмами и потёртой курткой скрывалась девушка.
Военный приблизился еще на один мягкий плавный шаг.
Я расслабился, вростая в землю. Чужую землю – город не принимал меня. Он мне не поможет.
