Они появились там, где их никто не ждал. Появились так, как не появляются люди из плоти и крови.
Посреди подвального этажа древней башни-донжона – в необычайно длинном и широком для замковых подземелий коридоре, что вел к запертой сокровищнице, вдруг, из ниоткуда возникло призрачное свечение цвета разбавленной крови. Сияющий круг проступил на грубо сбитом столе, за которым коротала время ночная стража. И тяжеленный стол дрогнул. Затрещали, ломаясь, дубовые доски. Посыпались на пол опустевшие кружки, нехитрая снедь и игральные кости.
Два воина охраняли здесь разбойную добычу своего господина. Приставлены они были, скорее, для порядка – ни один обитатель замка не посмел бы покуситься на спрятанное хозяйское добро. Но вооружение стражей все же позволяло взять с незваных гостей дорогую цену за проход по просторному коридору.
Один – в изрубленной кольчуге явно с чужого плеча, в клепанном шлеме с сорванной бармицей и с коротким мечом на поясе – попытался выхватить из-под стола маленький круглый щит. Поздно… Щит был уже вне досягаемости. Сломанные доски погребли щит под собой, а незримая сила раздавила его как яичную скорлупу. Щит хрустнул, пошел трещинами, развалился на куски.
Другой стражник – в кожаном панцире, обшитом металлическими бляхами, и в железном колпаке, держал заряженный арбалет. У бедра воина висел колчан с дюжиной коротких толстых стрел. Опрокидывая лавки и испуганно крестясь, оба пятились к выходу.
А свечение становилось ярче. Кровавый цвет – гуще, насыщеннее. Круг ширился, увеличивался в размерах, подминал под себя остатки стола. Лишь коснувшись старинной кладки стен, сияющая окружность прекратила пожирать пространство. Затрепетал и погас, словно сдутый выдохом великана, факельный огонь на стенах. Но темно не стало: холодный колдовской свет забытой магии бушевал все неистовей. Казалось, уже сам воздух пылает темно-багровым пламенем, а внутри кровавых всполохов…
Человеческая фигура, возникшая внутри, шевельнулась, шагнула к границам магического круга. За ней шла вторая, третья, четвертая…
– Сгиньте! – бледные губы мечника дрожали, рука потянула заточенную сталь.
Звякнула тетива: арбалетчик, не выдержав, пустил стрелу.
Оперенный болт вошел в материализующийся за кроваво-красной пеленой контур. Призрак пошатнулся, медленно осел. Так и не обретя четкости очертаний, замер на каменных плитах пола. Но за ним стояли уже две новые фигуры…
Мечник вырвал, наконец, клинок из ножен.
Арбалетчик, взвизгнув от ужаса, бросил оружие выскочил из подвала. Стрелку повезло больше: ему удалось пережить товарища. Впрочем, ненадолго.
Подземелье содрогнулось от грохота. Страж, оставшийся на посту, рухнул замертво.
* * *
…Беглец несся вверх по широкой винтовой лестнице, перепрыгивал через две-три ступеньки зараз.
– Демоны! Демоны в подвале!
Его крик – крик человека, находящегося на грани помешательства, смертельно раненной птицей заметался по древней башне. Но внутренние боевые площадки сейчас пустовали, а верхнюю – смотровую, где неусыпно дежурил ночной караул, от любого шума снизу ограждали многочисленные лестничные изгибы и тяжелая крышка люка. Люк был закрыт. Караул, высматривающий опасность извне, не слышал, что происходит внутри. Зато бегущий арбалетчик слышал все прекрасно. И громовые раскаты, и донесшийся из подвала топот.
Ударом ноги он распахнул маленькую дверцу в пустующей трапезной.
– Демоны!
И запер ее на засов. Какая-никакая, а преграда…
– Демоны!
Темное безлюдное пространство с непроглядной дырой огромного камина отозвалось безучастным эхом. После отъезда союзников, здесь, как и в донжоне, никто не жил. Только трапезничали. А глухая ночь – не время для трапез.
Несчастный беглец пронесся мимо столов и лавок, навалился на скрипучие ворота. И, вконец обезумев, завыл в чуткую морозную ночь. В круглое плоское лицо бесстрастной луны. Полной луны. Багровой луны.
– Де-мо-ны!
И его, наконец, услышали. Наверху, на смотровой площадке донжона, ударил сигнальный гонг.
– Тревога! Тревога! – засуетилась охрана внешних стен.
Топот, бряцанье железа… Люди выбегали на холод, на ходу хватая оружие и кое-как облачаясь в доспехи. Никто еще не понимал, что происходит, но каждый твердо знал, где его место и что ему следует делать в случае внезапного штурма.
Только один человек в замке позабыл обо всем на свете. Единственным его желанием было выбраться за стены и бежать… бежать без оглядки. Бежать по белому полю и дальше – сквозь заснеженный лес под глумливым ликом пухлощекого небесного наблюдателя с дымчатой багровой кожей.
Сбежать ему не дали. Рука в латной перчатке вцепилась в плечо.
– Стоять!
Рука развернула, крутанула, встряхнула так, что клацнули зубы.
Заиндевелые усы грозно встопорщились над бледным, сжавшимся в комок арбалетчиком. Пан Освальд Добжиньский хмуро смотрел на паникера, покинувшего пост. Сверху вниз смотрел. И взгляд этот казался более страшным, чем только что пережитый ужас.
– В чем дело? Что случилось? Говори!
Из доспехов на добжиньце были только перчатки и кольчуга. Из оружия – меч. Сверху наброшен теплый жупан и плащ на меху. На голове – меховая же шапка. На ногах – шерстяные штаны-шоссы и теплые зимние сапоги. Сзади перепуганный отрок держал в поводу оседланного коня господина. Рядом стояли два оруженосца, временно заменявшие Збыслава. У одного – ведрообразный шлем и треугольный щит с изображением серебристой башенки на синем фоне, у другого – поножи и шпоры.
– Де-де-де-мо-о-о…
Первая оплеуха сбила с несчастного стражника железный шишак. Вторая привела в чувство. Третья заставила говорить. Заикаясь и вздрагивая, он торопливо поведал о кошмаре, свидетелем которого стал. А потом грянули выстрелы. Сигнальный гонг стих.
И снова стрельба…
Автоматные очереди били из трапезной. Били из бойниц донжона. Били с верхней смотровой площадки…
Все! Главная башня замка была захвачена неведомым врагом. Захвачена вся – от основания и до каменных зубцов, царапающих полнолунную ночь. А это – почти поражение. Конечно, если бы были люди, готовые идти на штурм и отбить донжон, но… Но люди гибли, люди метались в панике, люди кричали, умирая. Хорошо простреливаемый внутренний двор замка превратился в смертельную ловушку. Кто-то, не дожидаясь приказа, уже отворял тесные ворота в частоколе, поставленном на месте разрушенной надвратной башни.
Стрельба не смолкала.
* * *
Отрок, державший повод горячего жеребца, пронзительно вскрикнул. На плече паренька расплывалось кровавое пятно. Освальд побледнел: невидимая стрела! Добжинец помнил это оружие – год назад сам от такого чуть не принял смерть.
Рослый боевой конь вырвался из рук раненого парнишки. Понесся прочь. Ударил грудью в медлительные створки ворот, распахнул, пролетел по бревенчатым мосткам переброшенным через ров. Рванул через заснеженную пустошь к угрюмому лесу.
