Редактор сказал, что если в книге есть эпилог, то нужен и пролог. Пролог не получился, получилось это.
Когда в поезде кто-то начинает чистить мандарин, об этом сразу узнает весь вагон. Поэтому люди, которые едят мандарины в поездах, кажутся мне честными и открытыми. У них нет секретов от мира, зато есть желание подарить ему новогоднее настроение. Вот и я решила ничего не скрывать. Вдруг вам совсем не надо читать мою книгу? Вдруг она вам не подходит? По-моему, лучше выяснить это на первой же странице, чем разочароваться на сто тридцать шестой, а к пятисотой всерьез обидеться на автора.
Итак, в этой книге нет следующего:
• Истории семьи через историю страны.
1861 год. Крестьянка Нюра Козлюк бежит через поле, потому что государь объявил волю. 1961 год. Ее правнучка Аннушка Козлюк бежит по Патриаршим домой, потому что объявили, что Советский Союз отправил в космос Гагарина. Наше время. Эмигрантка во втором поколении Энн Кац-Люк бежит по Центральному парку, потому что бегать очень полезно. Все это можно придумать и красиво описать, но – не мне. Я пишу о том, что видела и слышала сама. Вот видела бы Гагарина – пожалуйста, а так… Революций, репрессий и прочих ревущих «ре» в книге тоже нет, разве что в пределах одной квартиры.
• Больших страдательных страданий. Люди жили и тужили, мучились сами и мучили своих детей, а потом, закоптив душу и небо, умерли от чего-то неприятного, всеми брошенные, в доме престарелых. И только их внуки, может быть, будут страдать меньше – если, конечно, им удастся побороть проклятие рода… Нет, спасибо. Чтобы безжалостно препарировать героев, наказывать их за грехи отцов и собственные грехи, нужно определенное авторское мужество. Мне героев жалко, я их люблю и не могу с ними так поступать.
• Подробных и натуралистичных описаний секса. Говорят, секс-сцены очень украшают повествование, особенно если в книге много говорится о любви – а у меня много. Я честно попыталась сочинить такую сцену, но работа застопорилась уже на этапе раздевания персонажей. Возможно, виной тому давняя травма: как-то я читала роман, в котором герой лез на верхнюю полку голый, а автор описывал все, что видел, снизу. Целую страницу описывал. И так украсил повествование, что дальше я читать не смогла, а название романа на всякий случай забыла.
• Детектива. Да, по ходу действия загадочным образом пропадают картина известного художника, два брюнета, один лысый, две женщины и две пачки масла. Да, среди персонажей есть и милая старая дева, и забавный иностранец, и курящий трубку умный мужчина, и добрый доктор. Но все-таки это не детектив. У меня тут даже не умирает никто.
• Магического реализма. Но без пары говорящих животных не обошлось.
• Открытых финалов. Я все закрыла. Потому что за книгу села в 2020 году. Не бывает так, что магазины, кинотеатры, кафе закрыты, а финал нет.
Что здесь есть, хотя вы бы, может, предпочли, чтобы не было:
• Много кофе, чая и вина. Много выпечки, сыра и сосисок. И очень много салата оливье. Вообще, люди, которые уже прочитали книгу в неотредактированном виде, говорят, что после нее очень хочется есть.
• Четыре героини с именем Елена, четыре Анны и три Марии. Но что же делать, если в жизни имена у людей повторяются – даже у самых непохожих друг на друга людей? Зато есть Жозефина, Гойко, Оделия Львовна и четыре Йена.
Что в книге есть, и хорошо, что есть:
• Две новогодние елки (см. пункт «очень много оливье»).
• Добро, которое побеждает зло, – без кулаков. Хотя одна битва случится, причем международного уровня.
• Надежда. Мне вообще кажется, если у литературы и есть какая-то миссия, то это – давать надежду, пусть маленькую. И у моих героев она будет. Правда, в самом конце, но это как раз нормально.
Краснодар, 30 апреля 2016 года
Сестры бывают разные. Родные, двоюродные, троюродные. Старшие, младшие, средние. Сводные – причем как «полусестры» – half sisters, так и «недосестры» – step sisters. Есть английские «сестры в законе» – sisters-in-law, они же французские «красивые сестры» – belle sœurs, они же по-русски не так красиво – золовки и свояченицы. Есть сестры милосердия, сестры-евхаристки и даже сестры-хозяйки. Мне же досталась сестра Антонина.
Сестра Антонина на самом деле мне не сестра. Ни наполовину, никак: я единственный ребенок в семье. Мы познакомились девять месяцев назад, и то случайно. Зато все, что со мной произошло с тех пор, произошло из-за нее. Если бы не она, я бы сейчас жила себе спокойно в Москве, в Бутово, гладила кота, пиарила йогурты, пекла печенье и не думала ни о каких мужчинах. Вместо этого – встречаюсь с одним, люблю другого, в голове сумбур, на сердце рана, а сама я почему-то в Краснодаре!
Глаза у сестры Антонины ненормально синие, особенно в трех случаях: когда наденет что-нибудь подходящего цвета, когда выпьет и когда жалеет себя. А сегодня она сорвала ультрамариновый джекпот – заказала третье пино гриджио, половину предыдущего пролив на ярко-голубое платье в горошек, и упоенно страдает. В общем, сейчас у меня стойкое ощущение, что мы с ней и правда сестры: так сильно раздражать могут только близкие родственники.
– Вино жалко, – причитает Антонина. – Холодное было и сухое.
– А платье тебе не жалко? – интересуюсь я. – Холодное и мокрое.
– С ним как раз ничего не случится, это чудо-платье. Я его купила года два назад на свадьбу Германа, нашего легендарного второгодника. Он всех своих одноклассников позвал, все составы… Только внезапно выяснилось, что Гера теперь не второгодник, а мэр маленького, но настоящего городка, и на его свадьбу надо надевать что-нибудь солидное – и в пол, а не в горошек. К тому же при ближайшем рассмотрении горошек мой оказался мелкими зайчиками. В общем, свадьбу я в итоге пропустила, а платье в зайчиков зато теперь везде таскаю. Оно не мнется, не пачкается и помещается даже в клатч. Это были все хорошие новости к этому часу.
И сестра Антонина вздохнула – ознаменовав переход к плохим новостям:
– А вот клатча у меня нет! И в Ялту мы, похоже, не едем.
Интересная штука жизнь – особенно после трех бокалов гарначи, которую я пью вместо пино гриджио. Год назад мы с сестрой Антониной даже не были знакомы. А теперь вот вместе не едем в Ялту.
– Гоша звонил из сервиса. И сказал, что машину не починят ни сегодня, ни завтра, – говорит Антонина с обидой. – Там ремень сломался.
– Какой ремень?
– Не знаю, водительский, пассажирский? – качает она головой и делает очень большой глоток.
Плохо. Видимо, речь о ремне ГРМ. И если он порвался, то от пассажирских ремней в ближайшее время толку никакого.