[1]
Джон Телл отработал в «Табори студиоз» уже больше месяца, когда в первый раз заметил кроссовки. Студия располагалась в здании, которое в свое время называлось Мюзик-Сити. В ранние дни рок-н-рола здание это почитали за музыкальную Мекку. Тогда в кроссовках в вестибюль мог войти разве что мальчишка-курьер. Но те славные денечки канули в Лету вместе с продюсерами-миллионерами, которые отдавали предпочтение остроносым туфлям из змеиной кожи и рубашкам с жабо. Нынче кроссовки стали элементом униформы Мюзик-Сити, и, увидев их, Телл не подумал об их владельце ничего плохого. Если осудил, то только в одном: парень мог бы приобрести новую пару. Потому что белыми они были при покупке, а купили их ну очень давно.
Мысли эти возникли у него, когда он увидел кроссовки в маленькой комнатке, где о своем ближнем можно судить только по обуви, потому что ничего другого не видно. Кроссовки виднелись под дверцей первой кабинки в мужском туалете на третьем этаже. Телл миновал их, направляясь к третьей кабинке, последней в ряду. Несколько минут спустя он покинул кабинку, вымыл и высушил руки, причесался и вернулся в Студию F, где помогал микшировать альбом металлической группы «Дед битс». Сказать, что Телл уже забыл про кроссовки, было бы преувеличением, потому что его память с самого начала не зарегистрировала их.
Звукозаписывающую сессию «Дед битс» продюсировал Пол Дженнингс. Конечно же, он не мог встать в один ряд со знаменитыми бибоповскими королями Мюзик-Сити (Телл полагал, что нынешней музыке не хватало энергетики, чтобы создавать таких гигантов), но в узких кругах его хорошо знали, и, по мнению Телла, он был лучшим из действующих продюсеров рок-н-рольных пластинок. Сравнить с ним Телл мог разве что Джонни Йовайна.
Впервые Телл увидел Дженнингса на банкете после премьеры одного фильма-концерта. Узнал его с первого взгляда, хотя волосы Дженнингса поседели и резкие черты лица заострились еще больше. Но он оставался тем же легендарным Дженнингсом, который пятнадцать лет назад организовывал Токийские сессии с Бобом Диланом, Эриком Клэптоном, Джоном Ленноном и Элом Купером. Помимо Фила Стектора, Дженнингс был единственным продюсером, которого Телл мог узнать не только в лицо, но и по звучанию его записей: чистейшие верхние частоты и ударные, бухающие так, что заставляли содрогаться.
Восхищение мэтром не без труда, но сокрушило врожденную скромность Телла, и он через весь зал направился к Дженнингсу, который – вот повезло! – стоял один и в этот момент ни с кем не разговаривал. Телл рассчитывал на короткое рукопожатие и несколько ничего не значащих фраз, но вместо этого завязалась долгая и интересная дискуссия. Они занимались одним делом, у них сразу нашлись общие знакомые, но Телл, конечно же, понимал, что не это главное. Просто Пол Дженнингс принадлежал к тем редким людям, в обществе которых к Теллу возвращался дар речи, а приятная беседа завораживала Джона Телла почище магии.
Когда разговор близился к завершению, Дженнингс поинтересовался у Телла, не ищет ли тот работу.
– А кто в нашем бизнесе ее не ищет? – улыбнулся Телл.
Дженнингс рассмеялся и спросил номер его телефона. Телл продиктовал номер, не придав этой просьбе никакого значения, полагая, что Дженнингс спрашивал из вежливости. Но через три дня Дженнингс позвонил, чтобы узнать, не хочет ли Телл войти в команду из трех человек, которая займется микшированием первого альбома «Дед битс». «Я, конечно, не знаю, можно ли сделать лайковый кошелек из свиного уха, – отметил Дженнингс, – но, раз «Атлантик рекордс» оплачивает счета, почему бы не попробовать?» Джон Телл тоже не находил причин для отказа и на следующий день подписал контракт.
Через неделю или дней десять после первой встречи с кроссовками Телл увидел их вновь. Он отметил лишь факт: тот же парень сидел в той же, первой по счету, кабинке в мужском туалете на третьем этаже, потому что насчет кроссовок у Телла никаких сомнений не было: белые (когда-то), высокие, с грязью, набившейся в трещины. Он обратил внимание на пропущенную при шнуровке дырочку и подумал: «Негоже шнуровать кроссовки с завязанными глазами, приятель». А потом прошел дальше, к третьей кабинке, которую считал своей. На этот раз он глянул на кроссовки и на обратном пути. И увидел нечто очень странное: дохлую муху. Она лежала на закругленном мыске левой кроссовки, той самой, с пропущенной дырочкой, вскинув вверх лапки.
Когда Телл вернулся в Студию F, Дженнингс сидел за пультом, обхватив голову руками.
– Ты в порядке, Пол?
– Нет.
– А что не так?
– Все. Я не так. Моя карьера закончена. Я иссяк. Сгорел дотла. Кина не будет.
– Что ты такое говоришь? – Телл огляделся в поисках Джорджи Ронклера, но того как ветром сдуло. Телла сие не удивило. Дженнингс периодически впадал в депрессию, а Джорджи по малейшим нюансам улавливал приближение очередного приступа. И заявлял, что его карма не позволяет ему находиться рядом с источником сильных эмоций, все равно каких, положительных или отрицательных. «Я плачу на открытии супермаркетов», – признавался Джорджи.
– Невозможно сделать лайковый кошелек из свиного уха. – Дженнингс махнул рукой в сторону стеклянной перегородки между комнатой для микширования и студией. Жест этот очень уж походил на нацистское приветствие «Хайль Гитлер». – Во всяком случае, из уха этих свиней.
– Расслабься, – с деланой веселостью воскликнул Телл, в душе полностью соглашаясь с Дженнингсом. Группа «Дед битс», состоявшая из четырех тупых кретинов и одной тупой сучки, не доставляла удовольствия в общении и доказала свою абсолютную профнепригодность.
– Ладно, расслабимся оба, – ответил Дженнингс и бросил ему косячок. – Раскуривай.
– Господи, как я не люблю отрываться от работы, – изрек Телл.
Дженнингс вскинул голову, рассмеялся. Секундой позже они смеялись оба. А пять минут спустя уже занимались делом.
Через неделю они закончили микширование. Телл попросил у Дженнингса рекомендательное письмо и пленку с записью.
– Хорошо, но до выхода альбома слышать ее можешь только ты, – предупредил Дженнингс.
– Я знаю.
– Я только представить себе не могу, что у тебя может возникнуть такое желание. В сравнении с ними «Батхоул сурферс» – чистые «Битлы».
– Перестань, Пол, не так они и плохи. И в любом случае мы уже отмучались.
Дженнингс улыбнулся:
– Это точно. Вот тебе и рекомендация, и пленка. Если мне обломится какая-нибудь работенка, я тебе позвоню.
– Буду ждать.
Они пожали друг другу руки, и Телл вышел из здания, которое когда-то называлось Мюзик-Сити, не вспомнив о кроссовках под дверью первой кабинки в мужском туалете на третьем этаже.
Дженнингс, проработавший в музыкальном бизнесе двадцать пять лет, как-то сказал ему: «Когда дело касается микширования бопа (он никогда не говорил рок-н-ролл – только боп), ты или дерьмо, или супермен». Два месяца, последовавшие за сессией «Битс», Джон Телл был дерьмом. Он не работал. И начал беспокоиться из-за арендной платы за квартиру. Дважды он сам едва не позвонил Дженнингсу, но внутренний голос убедил его, что такой звонок – ошибка.
