Март 1982 года. Некое государство Ближневосточного региона
Парашютисты сидели тесным рядком вдоль ребристой стены фюзеляжа. Отряд был разбит на пятерки – четверо местных, что было видно по смуглым, обветренным лицам, затем парень лет двадцати восьми явно европейской наружности, снова четверо местных и снова европеец, чуть постарше первого. И так далее, всего три боевые пятерки. Полковник в который раз оглядел свою «интербригаду». Каждого бойца Олег Петрович отбирал лично, а затем натаскивал в учебном центре под Симферополем. Однако что-то не в себе Кемаль, нервно теребит пальцами шнур, тянущийся к проволоке под потолком. И Слава… Держится пацан, но мышцы лица выдают. Олег Петрович поймал взгляд лейтенанта и подмигнул. В ответ Вячеслав робко улыбнулся. Что ж, лейтенант, – первое боевое крещение, не все на ринге перчатками молотить.
– Минутная готовность! – послышалась усиленная мегафоном команда из кабины пилота.
Полковник поднялся первым. Под потолком салона замигала «синяя лампочка». Начали подниматься и остальные бойцы. Дверь фюзеляжа распахнулась, и «интербригада», один за другим, стала вываливаться в ночь. Олег Петрович провожал каждого из них молча, лишь Кемалю бросил пару ободряющих фраз на родном языке. Один из «аборигенов», входивших в последнюю пятерку, самый высокий и плотный, неожиданно у самого люка испуганно уперся. Идущий вслед командир пятерки, невысокий крепыш Николай, без особых трудностей приподнял его, точно тряпичную куклу, и выбросил в темноту.
– Дети разных уродов, дери их мать, – по-русски откомментировал крепыш, оскалился в улыбке и последовал за незадачливым подчиненным.
– Давай, Слава! – скомандовал Олег Петрович, и Телегин шагнул к люку.
Еще мгновение, и лейтенант уже парил в черном небе, в лицо били холодные капли дождя, а при вспышке молнии он отчетливо различил силуэты своих боевых товарищей – прыгали затяжными, так незаметнее с земли, да и не разнесет далеко друг от друга. Полковник был где-то рядом, и это было для Славы самым главным.
А еще через полчаса он уже пробирался по извилистой лесной тропе, сжимая укороченный десантный «АКС».[1] Полковник шел впереди, а лейтенант Телегин прикрывал командира с тыла.
Впереди послышался крик совы. Сперва одиночный, затем чуть более громкий – по два раза, с интервалом в десять секунд. Это означало, что нужно ложиться на живот и ползти. Сверху шарили лучи прожекторов, а подобраться к частоколу летнего президентского дворца надо было незаметно. По счастью, агент из числа обслуги сработал на совесть – подкоп был сделан точно в указанном месте. Подземный лаз недолог – всего метров пять под частоколом. «Вот сейчас, один за другим, окажемся на открытой, со всех сторон простреливаемой площадке… И если стража не спит, а тем более если что-то пронюхала – ослепят нас с вышек прожекторами и перебьют, как тараканов…» – этот момент был самым гнилым звеном во всем плане операции, и полковник, сколько ни сушил мозги, так и не смог найти более надежного решения, чем «авось, пронесет».
Пронесло. Наверное, потому, что их было совсем мало, и все действовали быстро и бесшумно, недаром десятки раз проигрывался весь сценарий на макете президентского дворца, сооруженном в натуральную величину из ДСП и опалубки в одном из хорошо охраняемых уголков Подмосковья…
Часовых сняли с помощью нейлоновых струн, в жилые апартаменты проникли через гаражное помещение. В коридоре проснувшийся дежурный офицер схватился было за кобуру, но не успел даже вскрикнуть – полковник неуловимо быстрым движением прокрутил его голову почти на полный оборот и вместе с подоспевшим Славой аккуратно уложил позади стола вдоль бархатной ковровой дорожки. Этажом выше им повстречался не то врач, не то официант – какая-то странная личность в белом. Этого отключил Кемаль, столь же быстро и грамотно.
Часы показывали половину четвертого утра. Пока все шло с опережением графика, без стрельбы, практически вообще без шума.
У дверей спальной комнаты было пусто – непорядок, по протоколу тут самый важный пост. Полковник быстро огляделся, молча кивнул на дверь находящегося рядом туалета. Трое бойцов во главе с Кемалем тут же нырнули туда. Негромкая возня, и через минуту из отделанного розовым мрамором просторного «кабинета задумчивости» выволокли и уложили в «предбаннике» тело почти двухметрового бородатого негра, личного президентского телохранителя. Кемаль молча протянул полковнику автоматический пистолет Стечкина с деревянной кобурой. «Навооружали на собственную башку!» – усмехнулся Слава и еще крепче сжал свой «АКС».
«Нет, это не дворец Тадж-бек Хафизуллы Амина, – думал полковник. – Вот там было пекло, а здесь… Как на даче у секретаря облисполкома. Только не расслабляться, иначе пойдут накладки. Они все равно пойдут, в таких делах без этого не бывает, все дело в том, чтобы реагировать на неожиданности без суеты. Главное – быстро. Минут через десять мы должны уходить…»
…Спальня была оформлена в довольно-таки безвкусном, откровенно бутафорском псевдоготическом стиле – островерхие стулья и спинки кровати, резные наличники у высоких окон с пуленепробиваемыми стеклами. Кровать – в алькове, как положено в средневековой спальне, над кроватью балдахин. А в самом изголовье, на узорчатом настенном ковре, вместо канонического меча и кривой сабли с кинжалами висит старый знакомый – автомат Калашникова первой модели. Нет, все-таки президент не прав, так нельзя – сперва построил на деньги советского старшего брата дворец, затоварился сверх всякой меры советским оружием и техникой, советские же геологи за советские же деньги полтора года назад нашли ему большую нефть – а он возьми да запродай ее заклятым друзьям-американцам. Так порядочные президенты не поступают. За это можно и…
– Господин президент, – полковник встал у изголовья кровати.
Кемаль, Слава и Николай расположились полукругом. Еще двое бойцов у дверей, трое в коридоре. Господин президент вяло заворочался, открыл глаза – и быстро сел в постели, поочередно оглядывая каждого из незваных визитеров.
– Смею сообщить вам, что вы низложены и арестованы Военно-революционным комитетом, – произнес полковник на английском, чисто и внятно.
Господин президент еще раз обвел всю компанию ошалелым взглядом и рванулся было к Калашникову, но Николай пресек порыв в самом начале:
– No jokes, please, Mister President![2]
– Indeed, would you behave, please![3] – согласился с ним полковник.
Тем временем метрах в трехстах от дворца «народные массы», вдохновляемые «Военно-революционным комитетом», вступили в бой с президентской гвардией. Будто разбуженная этим бодрящим шумом, у Олега Петровича под одеждой запиликала радиостанция. Полковник молча вытащил ее, что-то выслушал, помянул веселого Роджера
