1
За толстым стеклом иллюминатора было видно только одну звезду. Зависшая в космосе махина поражала своей яркостью, даже несмотря на то, что стекло специально было затемнено. Солнце разбрасывало свои смертоносные лучи в бесконечное пространство. От звезды корабль отгородился миниатюрной планетой. Черная точка на фоне гиганта, и еще одна точка, еще меньше – их корабль. «Насколько же тяжело человеческому мозгу было осознать свою ничтожность перед силами природы», – думал Саша. Он забыл обо всем: о копившейся весь полет усталости, о нестерпимой жаре, о предстоящем долгом и сложном полете домой. Они подошли еще ближе к усеянной кратерами, похожей на лунную, поверхности, чтобы сделать последнюю серию снимков. К Саше плавно двигался другой космонавт. Он ловко и едва заметно касался поручней, затормозил об один из них, принял вертикальное положение. Саша обернулся: Мирон смахнул со лба капли пота, которые тут же зависли в воздухе и медленно поплыли куда-то вверх.
– Не можешь наглядеться? А я предпочел бы смотреть на Солнце с земного расстояния, – забасил он.
– Хочу это запомнить. Может, нам уже и не посчастливиться здесь побывать, пятый полет как-никак.
– Еще раз оказаться с той стороны Меркурия? Нет, увольте, – Мирон вертел крупной головой.
Саша не без страха припомнил их последний облет Меркурия: защитные пластины дали сбой, перегрелись. Они едва не погибли, но смогли устранить неполадки. Теперь, когда они не были закрыты от прямых лучей, внутри корабля была настоящая баня, но это самая малая цена за сохраненные жизни.
– Без риска жизнь – не жизнь, – улыбнулся Саша.
В этот момент свет с синеватого сменился на красный и заревела тревога.
– Опять! Да дайте нам уже нормально вернуться домой! – запричитал Мирон.
Отработанными движениями космонавты запустили себя вдоль узкого коридора. Мирон вцепился в приборную панель.
– Корональный выброс!
Саша сверялся с межзвездным календарем. Он несколько раз пробежался глазами по одному и тому же месту.
– Нет, не должно быть.
Мирон выхватил у него календарь, что-то пробурчал, а потом швырнул его.
– С таким же успехом можно было гадать на кофейной гуще. Готовность первой степени, мы меняем курс!
Космонавты натянули скафандры, втиснулись в гидравлические кресла и приступили к перерасчету предстоящего полета.
– Главное, не переборщи с топливом! – шептал Мирон.
– «Внимание! Зарегистрирована опасная звездная активность», – сообщил электронный голос бортового компьютера.
– Ну, что там?
– До запланированного гравитационного маневра еще минимум час. Если мы задействуем химический двигатель сейчас, то израсходуем почти все топливо. При посадке можем недостаточно загасить скорость падения.
– Мы сможем сделать дополнительные пульсации на ионном двигателе?
– Да, но если мы слетим с курса, то пульсаций потребуется много и наша экспедиция затянется.
– Саша, сколько по времени?
– Месяц, может, полтора.
– Припасов должно хватить, давай!
– Ладно. Приготовиться! Перегрузка около 7 g.
Космонавтов вжало в кресла. Саша почувствовал, как все тело будто пронизывают тысячи маленьких иголочек. Он зажмурился, голова стала чугунной. В этот момент он представил, как прогуливается вдоль газона возле своего многоквартирного дома, а навстречу ему бежит дочка. Тут же рядом были его отец и давно умершая мама. Только жену он почему-то забыл представить. Ему даже стало стыдно, тогда он попытался представить и ее, но тут нагрузки спали, и он открыл глаза. В иллюминаторе у самой поверхности Солнца пронесся огненный вихрь. Отсюда он казался совсем маленьким и безобидным.
– Пронесло! Мирон, пронесло!
– Ага, пронесло, – медленно прошептал Мирон. Выглядел он бледным и едва живым.
– «Внимание! Зарегистрирована опасная звездная активность», – снова сообщил корабль.
Тут оба космонавта рассмеялись точно так, как дети смеются, когда попадают на не по возрасту экстремальный аттракцион. Они смеялись долго и не могли остановиться. Наконец, порозовевшей уже Мирон сказал:
– Да поняли мы, поняли, дорогой. Не утруждайся так.
И тут Саша взглянул в иллюминатор: огненный вихрь, состоящий из потоков раскаленной до температуры поверхности Солнца плазмы и тяжелых элементов, на огромной скорости несся на них. Еще десять секунд назад он казался маленьким и незначительным, а теперь это была огромная огненная стрела, готовая уничтожить все живое на своем пути. Саша выкрикнул имя товарища, но тут их тряхнуло так, как никогда раньше не трясло. На этот раз Саша успел представить себе образ жены, но на все остальное сил не хватило – он провалился в темноту.
2
Гена неуверенно мялся у входа в лабораторию. Тяжелая дубовая дверь угнетала, давила. Марк Пенхасович точно там, за ней. Где ему еще быть посреди дня? Студенты знали, что их научного руководителя непросто загнать на второй этаж в его маленький кабинет и заставить заниматься бумажной работой, что горазо охотнее он занимался своими экспериментами здесь, внизу. Однако зайти было необходимо – Гена так и не определился с темой дипломного проекта, а времени оставалось все меньше. Квасин Марк Пенхасович понадеялся, что Гена проявит самостоятельность и сам выберет интересующую его тему, но надежды не всегда оправдываются. Гена учился неплохо, однако был слишком пассивным, ленился. Когда подворачивались интересные темы, он ненадолго оживлялся, но ему все быстро наскучивало.
Внезапно дверь распахнулась. Марк Пенхасович налетел на Гену, отскочил обратно вглубь кабинета, резким движением сдернул очки с носа и нахмурил мохнатые седоватые брови. Перед ним стоял высокий тощий молодой человек двадцати двух лет от роду. Он сутулился, и по каждому его движению было видно, что чувствует он себя неуверенно, не знает, куда деть руки, и вообще выглядит, как только что нашкодивший кот. Марк Пенхасович решительно прервал невнятную оправдательную тираду.
– Ты мне просто скажи, тему выбрал? Да? Нет?
– Нет, Марк Пенхасович, так и не выбрал.
– С этого и надо начинать. Заходи, поговорим.
Гена вошел в лабораторию. Это было просторное квадратное помещение, посреди которого стоял массивный стол с аккуратно расставленными на нем колбами, пробирками и приборами неизвестного назначения. Широкие ставни пропускали солнечный свет, который обливал лучами весь этот парад исследовательских инструментов. Рядом находились два потрепанных кресла, куда уселись Гена и Марк Пенхасович. Рядом метался Голодный – пес, которого еще щенком подобрал Марк Пенхасович. Ел он как не в себя и при этом оставался очень худым.
– Голодный, сколько раз я тебе говорил, что тебе не место в лаборатории! – ругал его Марк Пенхасович. Но дальше угрожающей риторики и поднятого вверх указательного пальца дело никогда не доходило. Поругав собаку, Квасин перешел к студенту.
