Мои сны, они должны быть такими? Тусклыми, пустыми, безжизненными? Они всегда были такими? Не помню. Песок, море белого песка, окружает меня, волосы покачиваются, видимо, есть ветер, но я его не чувствую. Ничего не чувствую. Вижу большое зеркало с человеческий рост, но там тоже пусто, стою прямо перед ним, но не вижу себя… Почему? Смотрю на свои руки, старые и сгнившие руки скелета. Это все, что осталось. Снова смотрю в зеркало…
Когда хочешь кричать и нельзя – сойти с ума недолго
Федерико Гарсиа Лорка.
Открыв глаза, очнулась в своей комнате. Все как всегда, белый потолок, стены такие же, из-за жалюзи уже выступают тусклые и безжизненные лучи солнца, как увиденный мною сон. Рука невольно прикоснулась к шее. Ошейник на месте. Толстый обруч серого цвета, украшенный черными линиями, словно зебра. Будильник издал громкий пищащий звук. Пора начинать очередной день. Заправив одеяло, двинулась к ванной. Взгляд в зеркале встретил меня серыми зрачками. Не помню, какой мой настоящий цвет глаз. Люди стараются в них не смотреть. Странные… Надо собираться дальше.
Обыденная гигиена заняла от силы пару минут, одежда еще меньше, я начала готовить завтрак, когда на кухню зашла тетя Ави:
– Дорогая, ты как всегда рано! – Улыбнулась она.
Тетя была уже в возрасте, но все еще сохраняла юношеский запал, делая новую прическу с разными оттенками, примеряя молодежную одежду и даже, как она сама любит говорить «Потусить».
– Да.
– Все не расплетаешь косу?
– Меньше времени на сборы…
Она потянулась.
– Как спалось, милая?
– Хорошо.
Всегда одни и те же вопросы, всегда одни и те же ответы. Я не знала, хорошие ли мне сны снятся. Или, может, плохие? Поэтому пусть они всегда будут хорошими. Позавтракали вместе. Чаще говорила тетя. Наверное, ей одиноко после того, что стало с ее мужем, моим дядей. Ненависть, страх, отчаянные, вот через что мне пришлось пройти… но мне всё равно, теперь уже всё равно. Периодически кивая и говоря, да, я ждала вопрос про ошейник, но в этот раз его не было, видимо, она наконец-то смирилась. Надев униформу и попрощавшись, я покинула квартиру. На мгновение увидела грустную гримасу тети. Почему?
Потрепанный, но все еще приличный подъезд, строение нового поколения, но сделанное по старым чертежам. Соседи тихие и спокойные, некоторые даже скажут, что это дорогой дом, ведь чужая трава всегда зеленее. Двери лифта плавно распахнулись с характерным звуком. Зашла внутрь и нажала кнопку. Вниз. Двадцатый этаж, девятнадцатый… на девятом лифт остановился. Видимо, кто-то тоже хотел спуститься. В дверях стояла женщина с ребенком. Она увидела меня и застыла на пару секунд.
– Мама, а что за ошейник у этой тети? – Дернул ее мальчик.
– Простите, мы подождем следующего. – Сказала женщина и нажала на кнопку лифта.
Ее лицо печально. За что же она извинялась? Не знаю.
На улице уже много людей. Машины на кинетических двигателях плавно двигались в уже собравшейся пробке, несколько дронов медленно облетали улицы, сканируя все подряд. Иногда мне кажется, что все движется в замедленной съемке, и она… серая, вокруг преобладает монотонна серый цвет.
Вдыхаю и ничего не чувствую. До начала занятий еще пара часов, поэтому решила пройтись пешком. Я шла по улицам, а в голову ничего не приходило, только периодически косящие взгляды прохожих отвлекали от созерцания разрушенных построек уже прошедшей войны. Хотя, «война» – это слишком громкое слово.
Теракты, прогремевшие по всей стране, потрясли общественность, но также быстро исчезли. Никто так и не понял, чего хотели эти люди. Правительство быстро оправилось, замяв все следы, а людям так и остались разрушения, которые все еще не могут восстановить. Это было двадцать лет назад, тут удивляться нечему.
За последнюю пару сотен лет наш мир почти не изменился. в учебниках истории все так же. Те же дома, улицы только из-за движения прогресса нынешнее настоящее может похвастаться левитирующими машинами, роботами, которые активно захватывают трудовой рынок, дронами, но самым главным изобретением стал ОПИП (Очки Полного Интернет-Погружения).
ОПИП заменил все сотовые и компьютеры повсеместно, в любой момент человек, надев их, мог погрузить свое сознание в интернет. Конечно, лучше это делать дома, но и на улице даже сейчас стоят люди, вошедшие в сеть. ОПИП бывает разных форм, цветов и размеров, но смысл один и тот же. Два маленьких диска, прикрепленных к шее, сдвигаются на виски, образовывают голографическую линию на глазах. Из-за дешевизны устройства, его в качестве подарка выдают при рождении. Он с тобой от начала и до конца. Конечно, в случае неполадок диски можно заменить, но компьютерный код, что присваивается человеку, остается навсегда. У меня тоже есть свой ОПИП, но из-за ошейника его не видно, наверное, человеку из прошлого было бы странно смотреть на то, как люди общаются через сеть, сидя в метре друг от друга. Все деловые встречи, посиделки с друзьями, свидания проходят в интернете. Возможно, поэтому за городом так плохо ухаживают. На зданиях граффити, на улице мусор, от канализации идут испарения, повсюду бездомные.
Но все не так плохо, как звучит. Просто интересно, почему никто этого не замечает. Пройдя еще пару метров, я остановилась на светофоре. На этой стороне заприметила мужчину, чье лицо было злым, хотя, когда ты находишься в сети мимика лица не отображает эмоций. В эти моменты тело засыпает. Через пару секунд его лихорадочно затрясло. Выгнув спину и брызнув слюной, он упал на асфальт. Некоторые люди обернулись, остановились. Они увидели, как на его очках высветилась маленькая красная голограмма.
ИГРОК МЕРТВ
Шли дальше.
Где виртуальная реальность, там и компьютерные игры,
Компьютерная игра Bloody Sorrow – отдельный бренд среди игр полного погружения, имеет огромную базу игроков. Смерть в игре означает и смерть в жизни. Конечно, есть шоу, где показаны бои из этой игры. Миллиарды просмотров и необычайно большой прирост денег, соответствующие награды в виде реальных гонораров, если ты не преступник, манят людей, словно мух. Для участия требуется сто тысяч кредитов и полный отказ от всех возможных последствий. Регистрация ведется анонимно, поэтому твоя личность остается инкогнито, хотя и большая половина игроков – это заключенные, приговоренные к смертной казни. Они дерутся за последний шанс.
Государство сделало игру достоянием человечества. Есть и соответствующие законы. Убийство в игре не карается. Деятельность в игре облагается налогами, государство получает прибыль. Bloody sorrow стала народной отдушиной, продвигая экономику и индустрию развлечений вперед. Несогласные уже давно не живут на этой земле, не одно поколение уже выросло с этой игрой. Она укрепилась, стала чем-то естественным.
