Эпизод первый, а возможно, и не первый
«Я прибыла в город А вместе со своей мамой Цибик Анной Викторовной».
В дальнейшем моя мама будет называться Наташа, а моя бабушка будет называться Анна.
Меня всегда поражало, как легко моя мама устраивалась на новом незнакомом месте. Она словно знала все наперед. В незнакомом месте она чувствовала себя как рыба в воде. Моя мама словно читала людей, встречающихся ей на новом, незнакомом месте, как в открытой книге. И откуда она могла все это знать, моя мама этого так никогда и не поняла. Зато я, ее сын, предполагаю, что все эти новые места на самом деле были для моей бабушки хорошо знакомыми местами обитания. У меня серьезные предположения, что все места, которые будут описаны в этой книге, уже давно моя бабушка Анна посещала в прошлом, имела об этих городах и их жителях полное представление, но, конечно, на мою маму Наташу все это быстрое привыкание к любой, совершенно новой обстановке было абсолютно необъяснимо.
Прибыв в город А, моя мама сразу нашла место, где мы вместе с ней поселились. Просто поразительно, как моя бабушка так легко вписывалась в обстановку в городе.
Наташа тоже начала посещать город, ходить по улицам. Через неделю Наташа уже неплохо изучила весь город. Анна тоже посещала город, она очень хорошо в городе ориентировалась.
Наташа с удивлением наблюдала, как ее родная мама с помощью особых приспособлений совершенно изменяла свою внешность.
Изменения были столь поразительны, что Наташа, если бы встретила загримированную маму в городе, то прошла бы мимо этой женщины и никогда бы не признала в этой незнакомке свою родную маму.
Впрочем, подобные изменения личности с Наташиной мамой происходили и раньше, в других городах, во время странствий по территории СССР, и, как правило, эти изменения личности очень плохо кончались для некоторых жителей этих городов.
Когда Наташа видела, что ее мама меняла свою внешность, то, вспоминая, чем кончались подобные изменения в прошлые времена, приходила в ужас.
Конечно, Наташа не видела, что делала ее мама, но зато она видела и слышала о последствиях, а эти последствия были всегда просто ужасны.
Наташа знала, какой сильной женщиной была ее мама. Однажды, когда они жили в деревне, в избе, ее мама взяла кочергу и на глазах потрясенной дочери согнула двумя руками эту кочергу в дугу. Конечно, Наташа и раньше знала о необыкновенных способностях своей мамы, но, чтобы она, слабая женщина, могла двумя руками согнуть кочергу – такое Наташа даже предположить не могла.
Анна была невысокого роста, хрупкого телосложения и не производила впечатления сильной женщины. Наташа спросила свою маму: «А что теперь нам делать с этой изуродованной кочергой?» Но в ответ мама взяла согнутую дугой кочергу в руки и разогнула ее. Наташа взяла в руки кочергу и попробовала ее согнуть, но ничего не получилось.
Наташа всегда поражалась, как ее мать легко сходилась с другими, совершенно чужими и незнакомыми людьми, как эти посторонние люди буквально после нескольких минут разговора с ней становились ее закадычными друзьями. Эти незнакомые ей люди рассказывали Анне чуть ли не все свои секреты.
Однажды Наташа спросила свою маму: «А что, мама, ты, наверное, волшебница или колдунья, что все люди выкладывают тебе все свои секреты?»
Анна посмотрела на Наташу таким взглядом, что Наташа больше никогда не задавала ей подобные вопросы, никогда.
Прошло несколько недель пребывания Наташи и Анны в городе А.
С каждым днем у Анны портилось настроение, она становилась все сварливей и сварливей. Наташа уже и раньше наблюдала подобное состояние своей матери.
Свое плохое настроение Анна срывала на своей дочери. Ведь и на улице, и в своем доме (Анна часто приглашала своих местных подружек к себе домой, на встречах в доме часто пили водку и много разговаривали) Анна была душой компании.
Когда посетители, довольные выпивкой и задушевными разговорами, расходились по домам, то вот тогда веселая душа компании внезапно превращалась в злобную мегеру и обрушивалась на свою дочь. Анна хватала свою дочь руками, из хватки не вырвешься; ее лицо искажалось, превращаясь в чудовищную маску, Анна начинала говорить и проклинать Советскую власть, и коммунистов, и всех, кто был за Советскую власть.
«Коммунисты – твари, мрази, сволочи, их нужно убивать, убивать, убивать, убивать, убивать, убивать, убивать», – все эти проклятия выплескивались на Наташу несколько часов подряд непрерывно. «Твари, сволочи, гниды, мрази, суки», – это все продолжалось много, много часов подряд непрерывно, а из объятий Анны не вырвешься. Вы представляете, как это действовало на психику человека?
Моя мама рассказывала своему сыну, то есть мне, об этих упражнениях своей мамы Анны. Эти рассказы моей мамы я впервые услышал в Минске.
После нескольких часов таких вот разговоров бабушка отпустила свою дочь спать.
Наташа легла спать, а ее мама Анна продолжала бубнить проклятия Советской власти и коммунистам.
Наташе надоело слушать постоянное бурчание своей матери, и она закрылась одеялом, в результате бурчание Анны под одеялом уже почти не было слышно. Наташа постепенно стала засыпать, и уже почти уснула, когда неожиданно одеяло, под которым лежала Наташа, было сорвано с кровати, и Наташа встретилась лицом со своей матерью. Анна кричала проклятия: «Коммунистов надо убивать, убивать, убивать! Ты что, закрылась, чтобы не слушать меня? Так слушай! Будь проклята Советская власть, будьте прокляты коммунисты и все, кто поддерживает эту власть, пускай все они сгорят в огне!» Это бурчание продолжалось всю оставшуюся ночь. Наташа так и не уснула. Рано утром Анна ушла из дома на улицу и пропадала на улице целый день.
Потом Анна вернулась домой, правда, вела она себя достаточно спокойно, проклятия к коммунистам она бурчала себе под нос.
Наташа видела, что ее мама стала изменять свою внешность, к ночи она серьезно загримировалась и, загримированная, ушла из дома в ночь.
