Убывающая низкая луна превратила мирные и ухоженные фермерские поля в таинственное переплетение серебристого света и теней. За каждой травинкой, опаленной летней жарой до золотисто-коричневого цвета, легла ее тонкая черная копия. Кусты у забора – путь для тех, кто слишком робок, чтобы отважиться выйти в открытое поле, – зашуршали и смолкли, когда какое-то ночное создание отправилось по своим делам.
На краю луга устроилась на ночь большая отара овец, их постриженная летом шерсть в лунном свете казалась молочно-белой. Если бы некоторые животные не двигали ритмично челюстями, а ягнята, не способные долго лежать без движения даже во сне, не шевелились и не подергивали ушами, отару можно было бы принять за груду светлых камней.
И вдруг «камни» ожили. Несколько овец повернули навстречу ветру аристократические носы. Существо, которое оказалось на лугу, перепрыгнув через забор, было явно знакомо овцам: все еще оставаясь настороже, они наблюдали за ним скорее с легким любопытством, чем с тревогой.
Огромный черный зверь остановился, чтобы пометить столб изгороди, потом побежал в поле и уселся, с видом собственника разглядывая овец. Что-то в его обличье, в форме головы напоминало волка, хотя окрас, величина, широкая грудь и поведение отары говорило о нем скорее как о собаке.
Убедившись, что все в порядке, зверь помчался вдоль забора; мохнатый хвост развевался, как знамя, серебристые лунные блики при каждом движении играли на густой шерсти. Припустив еще быстрее, он перепрыгнул через чертополох – не потому, что чертополох оказался у него на пути, а просто радуясь тому, что можно прыгнуть, – и наискосок пересек пастбище.
Ничто, кроме отдаленного кашля, не предупреждало о том, что случится в следующий миг. Блестящая черная голова взорвалась фонтаном крови и костей; обезглавленное тело, сбитое на землю, содрогнулось и затихло.
Почуяв кровь, овцы в ужасе заблеяли, в панике ринулись в дальний конец поля и тесной шумной толпой прижались к забору. К счастью, они побежали не по ветру, а против него. Больше ничего не случилось, и они начали успокаиваться. Несколько овец постарше, ведя за собой своих ягнят, покинули стадо и начали устраиваться на ночлег.
Трое зверей, перепрыгнувшие через забор некоторое время спустя, как будто вообще не заметили овец. Едва касаясь огромными лапами земли, они помчались к мертвому телу. Один из них, с мохнатой рыжей шерстью, попытался пойти по следу убитого зверя, но самый крупный из троицы рыком приказал ему вернуться.
Три заостренные морды обратились к небу, вой снова навел панику на овец. То нарастая, то затихая, вой звучал так дико и первозданно, что звери больше ничуть не напоминали собак.
* * *
Вики ненавидела август. В августе Торонто доказывал, что не зря считается мегаполисом мирового класса: жара и влажность повисали в выхлопных газах автомобилей; воздух в каньоне из бетона и стекла на пересечении рек Янг и Блур приобретал желтовато-коричневый оттенок и оставлял в горле горький привкус; каждый полоумный в городе решал пуститься во все тяжкие, и страсти накалялись до предела. Полицейские в темно-синих брюках, шляпах и тяжелых ботинках ненавидели август как по личным, так и по профессиональным причинам.
Вики давно избавилась от формы, а год назад и вовсе ушла из полиции, но до сих пор ненавидела этот месяц. Вообще-то она возненавидела его окончательно именно потому, что август теперь навсегда ассоциировался у нее с уходом с любимой работы.
Отпирая дверь квартиры, она старалась не вдыхать свой запах. Вики провела день (вернее, целых три дня), трудясь комплектовщицей заказов на маленькой кофейной фабрике на Райлсайд-драйв. В прошлом месяце здесь несколько раз отказывало оборудование, и владельцы в конце концов поняли, что имеют дело с саботажем. Если небольшая специализированная компания хотела заключить сделку с транснациональными корпорациями, она не могла себе позволить простоев, поэтому отчаявшиеся владельцы наняли Вики, чтобы та разобралась в происходящем.
«И снова Вики Нельсон, частный детектив, проникает в суть вещей».
Вики закрыла за собой дверь и с облегчением стянула влажную футболку.
В первый же день она смогла выяснить, кто глушил процессорные машины, но ей понадобилось еще два дня, чтобы выяснить, как это делалось, и собрать достаточно доказательств для предъявления обвинения. Завтра она положит отчет на стол мистера Глассмана и навсегда покинет его завод. А сегодня вечером ей хотелось принять душ, съесть что-нибудь, что не пахло бы кофе, и провести долгий скучный вечер, уткнувшись в телик.
Она швырнула грязную футболку в угол и сняла джинсы. Единственным плюсом во всем этом было то, что в метро на обратном пути ей мигом уступили место и никто не пытался над ней нависнуть.
Горячая вода только-только начала изгонять напряжение из мускулов и смывать вонь, когда зазвонил телефон.
И звонил долго.
Вики пыталась не обращать на него внимания, сосредоточившись на шуме душа, но куда там! У нее всегда была навязчивая потребность отвечать на все телефонные звонки. Бормоча что-то себе под нос, Вики выключила воду, быстро завернулась в полотенце и помчалась к телефону.
– А, наконец-то, дорогая. Почему ты так долго не отвечала?
– У меня очень маленькая квартира, мам, – вздохнула Вики. Она так и знала, кто это звонит. – А тебе не пришло в голову примерно на седьмом гудке, что я не собираюсь отвечать?
– Конечно нет. Я знала, что ты дома, иначе ты включила бы автоответчик.
Вики считала крайне невежливым оставлять автоответчик включенным, если хозяйка квартиры дома. Может, пришло время пересмотреть свое отношение к этому вопросу. Полотенце начало разматываться, и она попыталась его подхватить: окна квартиры на втором этаже находились недостаточно высоко, чтобы разгуливать нагишом.
– Я была в душе, мам.
– А, хорошо, значит, я не отвлекла тебя от чего-то важного. Я хотела позвонить тебе перед уходом с работы…
«Чтобы отдел естественных наук заплатил за звонок», – мысленно добавила Вики.
Ее мать работала секретарем в Королевском университете Кингстона дольше, чем большинство штатных профессоров, и пользовалась льготами своей должности так часто, как только могла.
– …И узнать, когда у тебя в этом году будет отпуск, чтобы мы могли провести время вместе.
Да, конечно. Вики любила мать, но, проведя в ее обществе больше трех дней, обычно ловила себя на мысли, что готова ее прикончить.
– У меня больше нет отпусков, мам. Теперь я сама себе хозяйка, и приходится хвататься за любую подвернувшуюся работу. Кроме того, ты гостила у меня в апреле.