Шорох листьев под ногами сильно успокаивал и спугивал навязчивые мысли. Да и красотой такой, казалось, невозможно налюбоваться. Яркие огромные резные кленовые листья стольких оттенков: от темно-зеленого, фисташкового, цвета лайм переходящего в желтый, охровых, бежевых, уже коричневатых, с красными прожилками и совсем багряных, радовали глаз. Такое чудо! Будто в небесной канцелярии начинающих художников урок по тёплым осенним оттенкам, и каждый там старается выделится разнообразием и яркостью гаммы. Вот березка одна стояла мелированная, а рядом уже совсем желтая, даже в рыжину. Ненавязчивый теплый ветерок колыхал листочки, заставляя их перешёптываться и редким экземплярам срываться, кружась вниз, в разномастную тусовку листьев, доживающих под ногами редких прохожих. Возможно, они стремились напоследок нашептать им что-то крайне важное. И, внимательный человек, различивший их посыл, мог бы узнать тайну мироздания…
А мне бы просто вспомнить то, что заблокировала от меня память. Меня мобилизовали, я получил ранение, контузию и провал в памяти около пяти лет. Доктор после госпиталя сказал, чтобы быстрее шло восстановление пробелов, лучше побыть в тех местах, где разворачивались забытые события. Вот я и приехал сюда. И сразу пошел по «местам силы», в которых всегда черпал вдохновение, покой и умиротворение. Отчего-то, увидев смерть, я научился ценить жизнь и радоваться простым вещам. Даже воспоминания стали восприниматься мною по-особенному, как-то добрее. Теперь я выделял каждому из них личный кармашек в моей вассермановой жилетке непотерянного багажа. Вот и сейчас, проходя мимо школы, где учился, потянул за показавшуюся ниточку, вспомнив случай: Это было в начале мая, я учился в восьмом классе во вторую смену. Подойдя к школе, я увидел скорую и спросил у одноклассников, что же случилось. Оказалось, что Толька Шапарев из 9в сидел на окне и балдел в лучах весеннего солнца. Тут забежал из коридора его одноклассник и резко спросил: «Спорнём, Толян, тебе слабо спрыгнуть?» Толик крикнул: " Спорим! " – и прыгнул. Этаж был третий, кустики самортизировали немного, в общем руку и ногу лишь сломал. На экзамены не все попал, еле выпустился. Ни на что так и не поспорил… Да, вот что у подростков голове?! Каша-пуберташа.
А вот бывший кинотеатр, давно переделанный в ТЦ. Ах, сколько же в нем схоронилось эмоций! Я даже застал игровые автоматы там по 15 копеек «Морской бой», " Гонки», «Тир» – такой праздник это был! Козинаки из воздушного риса брали с собой на сеанс. Я помню, как на индийском фильме» Жажда мести», мне отчаянно хотелось в голос реветь, как стойко я держался, чтобы перед пацанами не упасть лицом в грязь, и как мне хотелось на часик стать девчонкой, чтобы беспалевно прореветься, до суха, выплакать боль назревающего развода родителей, смерти любимого дедушки, какого-то ощущения тотального одиночества, выкинуть из груди тот огромный магнит, тянущий меня вниз… Но, мальчик должен быть невозмутим, сдержан, не быть бабой. Я и не был. Скорее я был хулиганист: Во дворе школы, у пришкольного участка, стояла небольшая производственная мастерская, там иногда проходили уроки труда у мальчиков и стоял садовый инвентарь. Однажды нас с пацанчиком из класса оставили там утеплять окна ватой на зиму. Мы, на домашнем опыте, махом затыкали и заскучали. Ваты было много и мы мудро решили, что если мы ее накидаем между стекол и подожжем, будет весело. Так и сделали. Скуку и впрямь сняло как рукой. Окно зловонно задымилось. Мы для приличия побегали с воплями в произвольных направлениях по классу, потом нашли ведро для мытья полов, побежали набирать воду и залили окно…
Вечером я приобрел еще один бесценный опыт – ремнем по заднице по настоящему. А на следующий день – опыт сидения на уроках не касаясь пятой точкой стула. В детстве опыт на каждом шагу. Полезный, запоминающийся.
Помню нескончаемые очереди за хлебом. Того гляди упадешь в обморок от голода. Но потом мама начала выделять 5 копеек на бублик. Появился стимул прозябать в толкучке. Хлебом пахло одуряюще. Свежий и хрустящий, он лежал на прилавках без пакетов. Сейчас нет такого. Даже за очень дорого. Один из ингредиентов канул в Лета: Любовь. И замес шёл руками. Женщины- пекари тех времен мучались варикозом на руках, как и доярки немашинного доения. Там такая силища в них была, так мышцы забивались, а дома еще семеро по лавкам ждали и полный двор скотины. Тяжелая жизнь была, как и выживали? Тихой сапой: " Пятилетку в четыре года» и мечтами о светлом будущем. Но умельцы всё ж были во все времена. Я навадился в столовку местную ходить. Родители разводились, дома было невыносимо, а там макарошки с подливой копейки стоили. А бутылки сдам – богач! 15 копеек за чебурашку. И вот я там всё перепробовал, особенно пироженки любил: картошку, грибочки, паутинку…
И вот один раз свои любимые котлетки взял, ем, вилочкой отрезаю, а там внутри жопка другой котлеты! Я её вытащил, держу на вилке, а на этом куске даже укус видно. Того, первого хозяина. А может уже и он не первый… Матрешка. Меня кинуло в пот, когда я поднял глаза на соседа, а там сидел слюнявый старик с кусочками черных зубов по всему рту и всеми ими и улыбался. Я живо представил, что именно после него доедал всё это время котлеты и резко выбежал из столовки. Меня рвало на ходу. Больше я туда не ходил.
Парк. Старый заброшенный. Раньше здесь мероприятия разные проводились: Масленица, День молодежи, детские праздники летом. Теперь же на лыжах катаются местные секции и те, кто на спорте, да алкаши в кустах распивают. Жаль…
Вдруг солнышко пробилось сквозь красоту нарядных листьев и затрепетали тени на моем лице. Скрипнула старая ржавая качель. Точнее то, что от неё осталось – огромная страшная гнилая загогулина, которая раньше, с идентичной напарницей, держала сидение громоздкого аттракциона. Действительно громадина. Давно всё и попроще то запрещено, уж как этот чермет оставили тут, похожий на декорации к фильму ужасов, просто удивительно. А в моем детстве на нее была очередь. Мне очень нравилась девочка из параллели. Такая неземная: худенькая, кожа белая, прозрачная, аж с синевой от венок, большие умные серые глаза, ресницы пушистые. Она была в редколлегии и рисовала невероятные стенгазеты, которые выделяли из всех классов нашей школы. Год я себя не проявлял, только вздыхал и заглядывался. А когда пришли в восьмой класс, на праздничной линейке, она предстала с прической Авророй каскадом, вместо скучной косички, с повзрослевшей фигурой и подкрашенная. Моё сердце рухнуло, казалось, в траву стадиона, где происходил сбор на линейку. Придя домой первого же сентября, я решительно взялся за себя, чтобы подкатить к своей Мечте. Сгонял с знакомой тётеньке, которая, стригла, она мне сделала самую модную прическу. Нашел темно-синюю рубашку, что мне очень шла, записался проколоть бровь и зачем-то побрил Там. Старым опасным станком, который не выбросили после ухода отца. Вот тут начался кошмар. Я не мог сидеть на уроках, у меня всё страшно зудело, чесалось, при чем до такой степени, что я несколько раз отпрашивался в туалет и весь класс мне поставил диагноз: диарея, и орали об этом в рекреации, а я страшно боялся, что Она услышит и будет конфуз. Потом была череда моих тупых подкатов. Чтобы купить ей незатейливых вкусняшек и ароматизированную ручку, я ездил к знакомой моей бабушки в деревню, красить наличники на целом доме, устал, ничего в школу сделать не успел и вдруг, как гром среди ясного неба узнаю, что у нее есть парень! Они провстречались уже всё лето. А я как дурак с этой ручкой, леденцами, стиморолом с новым вкусом… И чешущийся. Таким дибилоидом я себя ещё никогда не чувствовал. Я даже заболел, хотя это со мной бывало так редко. И вот, наконец-таки выбрался погулять, именно в этот парк, не помню кто позвал меня и я в растрепанных чувствах, еще не проболевший душой увидел её с чуваком на той самой качели. Он ее слегка раскачивал, а она улыбалась и иногда радостно смеялась. Вдруг у меня что-то переклинило, и я разбежался, резко растолкал всех, вскочил на качель к ней лицом и яростно оттолкнулся. Она, хоть и оторопела, но успела подняться и вцепиться обеими руками в качель, чтобы удержаться а я начал сильно раскачиваться. К такой страхолюдине, огромной ржавой тяжеленной, сильно то никто и не рискнул подойти, чтобы остановить, поэтому все столпились зеваками, как и её никчемный парень. А я раскачивался и смотрел ей в глаза, ни на секунду не отводя взгляда. И во мне не зрело в тот момент каких-то стройных мыслей, претензий к ней или обиды. Я любовался. Моё сердце билось, как сумасшедшее, я как-будто был с ней вдвоём в нашем личном вакууме. Потеряв счёт времени и связь с действительностью, я вдруг услышал абсолютно спокойно, даже ласково сказанное мне: – Я всё поняла. Прости…
