Предзакатное небо над Танголом выкрасилось темно-синим, в цвет развевающихся над площадью знамен Великого Сургана. Ветер гнал лохматые лоскуты облаков, почти касающихся островерхих башен и покатых крыш Старого города, унося их куда-то на юг, туда, где среди бескрайних соляных пустошей раскинулись топи Ржавых болот. Еще полчаса, и бледное рыжее солнце нырнет за горизонт, а на брусчатку извилистых улиц сурганской столицы упадет дрожащий свет первых масляных фонарей. Польется незатейливая музыка из распахнутых настежь дверей многочисленных харчевен и трактиров, по тротуарам, нестройно распевая песни, станут прогуливаться подвыпившие ночные гуляки, а неторопливые локомобили разожгут свои ходовые огни, разгоняя стуком паровых машин тишину городских окраин. Этот город никогда не спит.
– Господин генерал-министр? Вас ожидают.
Кельвер ден Геллер отвлекся от мечтательного созерцания раскинувшихся за окном пейзажей, одернул на себе китель и обернулся. Адъютант казался безупречно-почтительным, на его лице застыло отстраненное и учтивое выражение, какое, по всей видимости, и полагается по уставу приписанным к Ставке верховного командования офицерам-адъютантам. Наверное, здесь, в расположении Главного штаба сурганской армии, иных и не водится.
– Спасибо, я иду.
Китель, пошитый на заказ всего пару дней назад, предательски жал в плечах, заставляя ден Геллера сутулиться. Собственно, и генеральское звание ему присвоили отдельным приказом кабинета объединенного командования лишь двумя неделями ранее, попутно удостоив и еще одной великой чести – Кельвер стал самым молодым генерал-министром в истории вооруженных сил своей страны. Правда, на отношении к нему других военачальников это ровным счетом никак не отразилось: убеленные сединами старцы в штабе упорно продолжали считать основной ударной силой сурганской армии пехоту и танки, полагая не столь давно вставшую на защиту интересов отечества авиацию дорогой и никчемной игрушкой, а самого новоиспеченного генерала – карьеристом и выскочкой. И тем не менее он питал искреннюю надежду, что грядущая война все расставит по своим местам.
Зал совещаний подавлял своей монументальностью, как, впрочем, и все остальные помещения в этом старинном здании. Тяжелые мраморные колонны подпирают сводчатый потолок, одного взгляда на который вполне достаточно, чтобы у непривычного зрителя закружилась голова от ощущения перехватывающей дыхание высоты. Стрельчатые окна задрапированы тяжелыми портьерами, хорошо поглощающими звуки и скрадывающими гулкое эхо. Дальняя стена украшена огромной картой континента, выполненной в виде мозаики из миллионов полудрагоценных камней, но тем не менее весьма подробной и точной.
Кельвер оглядел массивный дубовый стол, установленный в центре зала. Кивнул худощавому и подтянутому мужчине в строгом гражданском костюме: его старый знакомый Кордман Хорнер выглядел сегодня несколько усталым и осунувшимся. Не выспался он, что ли? Вот генерал ден Эйцель, командующий танковыми войсками, склонился к генералу от артиллерии Ронфеллю, что-то объясняет ему вполголоса на ухо. Ронфелль в отличие от многих присутствующих здесь происходил не из знатного рода, ведущего собственную летопись еще со старых времен, до Катастрофы, а поднялся, что называется, с самых низов. Он начал свою службу зеленым гауптманом, получившим под командование артиллерийский расчет вскоре после окончания обучения в офицерском корпусе. Тем не менее Ронфелль быстро завоевал репутацию отличного вояки и ответственного командира и принялся стремительно взбираться ввысь по карьерной лестнице, пока не очутился здесь, в начальственных кабинетах Главного штаба. Слева от него утопал в глубоком кожаном кресле генерал от инфантерии ден Вернель, а сидевший по его правую руку лоснящийся мужчина в непривычного цвета светло-серой форме являлся, по всей видимости, военным представителем дружественной Онелли.
Распахнулись тяжелые двери, в зал заседаний шагнул наряженный, как на параде, церемониймейстер и хорошо поставленным голосом торжественно провозгласил:
– Верховный главнокомандующий вооруженными силами Великого Сургана кабинет-маршал барон Диттель ден Брунхильд!
Загремели отодвигаемые кресла и стулья, присутствующие дружно поднялись со своих мест. Барон стремительно – Кельверу показалось, даже излишне торопливо для его ответственной должности, – вбежал в зал, занял свое место во главе стола и, окинув присутствующих беглым взглядом, махнул рукой:
– Присаживайтесь, господа.
Снова заскрипели по паркету стулья, зашелестели кители и френчи. Кельвер, видевший маршала столь близко впервые в жизни, отметил, что на портретах и снимках, регулярно мелькавших на первых полосах газет, тот выглядел все же несколько выше и представительнее. Ходили упорные слухи, что во время публичных выступлений барон ден Брунхильд подставлял себе под ноги скамеечку, которую за ним постоянно таскал адъютант, иначе его было бы и вовсе не разглядеть за трибуной.
– Сегодня я собрал вас здесь, чтобы окончательно утвердить наши ближайшие планы, – не теряя времени даром, начал Диттель ден Брунхильд. – Прежде всего мне хотелось бы услышать доклады господ министров и генералов. С кого начнем?
– Мой доклад будет, наверное, самым коротким, – холодно улыбнулся министр информации и пропаганды Штонфель ден Греер, – у нас все готово вот уже полгода. Газетчики день за днем публикуют заметки о том, что Великий Сурган находится в окружении врагов, и призывают граждан встать на защиту отечества от коварных происков Аламеи, Краймара и их приспешников. Общественное мнение подготовлено, мы ждем только окончательного приказа.
– Прекрасно! – На лице ден Брунхильда засияла довольная улыбка. – Министерство финансов также недавно представило доклад о том, что необходимый военный бюджет выделен и уже подписан государственной канцелярией. А что скажут командующие армией?
Среди присутствующих возникло краткое замешательство, ибо кабинет-маршал вроде бы не обратился ни к кому конкретно, однако инициативу тут же взял в свои руки генерал Ронфелль.
– Артиллерия ждет вашего приказа, господин командующий, – склонил голову он.
– В настоящий момент мы перебрасываем к границе с Аламеей первую, вторую и четвертую танковые дивизии, – подал голос ден Эйцель, явно раздосадованный тем, что Ронфелль влез со своим докладом перед ним, – мы стараемся действовать скрытно, чтобы не вызвать беспокойства у противника, поэтому полное развертывание наших сил займет еще какое-то время. Мы полагаем, не более десяти дней.
