Поезда, приезжающие в Лондон, плывут между крышами, как корабли. Они проходят между башнями, тянущимися к небу, как длинные шеи морских тварей, и между огромными газгольдерами в грязных разводах, похожими на китов. На глубине, под поездами теснятся в арках маленькие, никому не известные магазинчики, обшарпанные кафе и конторы. На всех стенах видны яркие пятна граффити. Окна верхних этажей проплывают так близко, что пассажиры могут заглянуть в жалкие пустые офисы и склады. На стенах висят календари с логотипами партнеров или с голыми девушками.
Ритм Лондона зарождается именно здесь, в огромном пустом пространстве между пригородами и центром.
Потихоньку улицы расширяются, названия кафе и магазинов становятся знакомыми, дороги делаются все оживленнее, а движение плотнее, город поднимается, пока не становится с рельсами вровень.
Октябрьским вечером поезд мчался в сторону вокзала Кингс-Кросс. Он летел над Северным Лондоном, и, по мере приближения к Холлоуэй-роуд, город рос под ним. Люди внизу не обращали на поезд внимания. Только дети смотрели наверх, когда он грохотал у них над головой, а самые маленькие даже тыкали пальцами. Ближе к вокзалу поезд опустился ниже уровня крыш.
В вагоне сидело несколько человек. Они смотрели через окно, как по обе стороны вырастает кирпичная стена. Небо исчезло из виду. Стая голубей взлетела из своего укрытия рядом с путями и унеслась на восток.
Мельтешение крыльев и перьев привлекло плотного молодого человека, сидевшего в углу. Он старался не пялиться на женщину напротив открыто. Волосы у нее были густо смазаны средством для выпрямления, но все равно вились змейками. Когда мимо пролетели птицы, молодой человек отвлекся от нее и пригладил свою коротко стриженную шевелюру.
Теперь поезд шел ниже уровня домов. Он ехал по глубокому каналу, как будто за эти годы бетон под рельсами протерся и просел. Савл Гарамонд снова посмотрел на женщину перед собой и отвернулся к окну. В вагоне включили свет, превративший окно в зеркало, и он принялся изучать свое одутловатое лицо. За лицом смутно виднелись кирпичные стены, вздымающиеся над поездом.
Савл очень давно не был в городе.
С каждым перестуком колес он приближался к дому. Савл закрыл глаза.
До вокзала оставалось совсем немного, и желоб, по которому шли рельсы, стал шире. В нескольких футах от поезда в стенах темнели маленькие ниши, полные мусора. На фоне неба вырисовывались огромные краны. Стены вокруг поезда исчезли. Пути веером разошлись в стороны, поезд замедлил ход и остановился на вокзале Кингс-Кросс.
Пассажиры встали с мест. Савл закинул сумку на плечо и протолкался наружу. Воздух под высокими сводчатыми потолками оказался ледяным. Савл не был к этому готов. Он поспешил дальше, лавируя между домами и небольшими группками людей. Ему было куда идти. Он направлялся под землю.
Он физически ощущал присутствие людей вокруг. После стольких дней, проведенных в палатке на побережье Саффолка, воздух вокруг как будто вибрировал от движения десяти миллионов людей. В метро было столько яркой одежды и выставленной напоказ плоти, как будто все люди направлялись в клубы или на вечеринки.
Может быть, отец его ждет. Он знал, что Савл возвращается, и наверняка попытается быть гостеприимным, даже если ради сына придется пожертвовать вечером в пабе. За это Савл его всегда презирал. Он чувствовал себя жестоким и невоспитанным, но его страшно бесили отцовские попытки общаться. Гораздо лучше было, когда они друг с другом не разговаривали. Это не требовало никаких усилий и было… честнее.
Когда поезд вырвался из туннеля Юбилейной линии, уже стемнело. Савл знал дорогу. В темноте булыжники за Финчли-роуд стали тускло мерцающим пустырем, но он помнил даже незаметные мелочи, вплоть до граффити на стенах. Бёрнер. Накс. Кома. Он помнил по именам бесстрашных маленьких бунтовщиков с баллончиками в руках и знал, где они сейчас.
Слева вздымалась к небу гигантская башня кинотеатра «Гомон», причудливого памятника времен тоталитаризма, выросшего среди недорогих магазинчиков и складов Килберн-Хай-роуд. Ближе к станции Уиллсден из окна потянуло холодом, и Савл запахнул куртку. Пассажиров становилось все меньше. Когда он вышел, в вагоне осталось всего несколько человек.
Выйдя на улицу, он поежился. Пахло дымом – неподалеку жгли листья. Савл двинулся вниз по склону, в сторону библиотеки.
Он купил себе поесть в какой-то забегаловке и ел на ходу, стараясь идти помедленнее, чтобы не заляпать одежду соевым соусом и овощами. Жаль, солнце уже село. Уиллсден славится своими закатами. В такой день, когда почти нет облаков, свет, которому не мешают высокие здания, залил бы улицы, проник бы в самые дальние уголки. Окна, обращенные друг к другу, бесконечно отражали бы его, отправляя солнечных зайчиков в непредсказуемом направлении, а ряды кирпичей как будто бы светились изнутри.
