Был уже поздний вечер, когда я заглянул в распивочную «Волна», где имела обыкновение кучковаться наша городская богема. В полумраке, среди клубов табачного дыма и остатков былой роскоши, бражничали полтора десятка посетителей. За стойкой, спиной ко мне, сидели два старых, лысых графомана, два прирожденных сплетника.
Вас-то мне и надо, голубчики!
Мягко ступая, я подошел ближе и остановился за их спинами.
- Не могу представить, кому по нраву этот напыщенный бездарь, этот высокомерный мерзавец с его холодными рыбьими глазами! – сказал тот, что справа.
- Ходили упорные слухи, что он самолично зарубил топором свою женушку, чтобы она не мешала его диким оргиям в Жердяевке! – ответил его собеседник.
Я понял, что говорят обо мне.
- Нет, - возразил тот, что справа, - первую свою жену он отравил, а после сжег, устроив грандиозный пожар в доме. Мне рассказывали верные люди! Конечно, возникли подозрения, но он сумел выйти сухим из воды. При его-то возможностях! А вторая его жена исчезла при еще более загадочных обстоятельствах. Не удивлюсь, если выяснится, что он, подлец, убил и ее, а после закопал где-нибудь в лесу. Вообще, смерть, выглядевшая, как правило, нелепой, унесла многих, кто имел неосторожность тесно общаться с этим дьяволом во плоти.
- Говорят, он и вправду продал душу дьяволу, - отозвался тот, что слева.
- Это верно! Он владеет техникой гипноза и умеет навязывать людям свою волю. И даже, - тут графоман перешел на шепот, - заговаривает пули! Мне рассказывали надежные люди, что однажды в него стреляли в упор. Всадили чуть не целую обойму, а ему хоть бы хны! Жуткий тип! Будьте с ним осторожнее!
- А деньги?! – желчно осведомился второй. – Откуда у него такие деньжищи?! Ведь он сорит ими буквально на каждом шагу!
- Вы еще спрашиваете?! Да ведь он мафиози!
- Да, но какого черта он полез в литературу? Чего ему еще не хватало?!
Я знал, что эти двое могут переливать из пустого в порожнее в подобном духе часами. Однако времени оставалось в обрез.
- Господа! – негромко воскликнул я, сцепив руки за спиной. – Не желаете ли по рюмочке хорошего коньячка?
Они синхронно обернулись. В шаловливых глазенках застыл ужас.
- Господин Ромоданов…
- Вадим Федорович… А мы тут говорили об одном общем знакомом… из другого города….
- Извините великодушно, если невольно помешал вашей глубокомысленной беседе! – я внимательно всмотрелся в зрачки первого: - Аргентина манит негра! – Затем перевел взгляд на второго: - Аргентина манит негра! – Жестом подозвал бармена Вовчика, который уже стоял наготове с бутылкой: - Налей им по рюмашке! Только быстро!
- Слушаюсь!
Оба болтуна, порозовев, с вожделением наблюдали, как наполняются стопки.
- Ну, за Аргентину! – сказал тот, что справа. – За старый добрый палиндром!
- И за негров! – сказал второй, тут же добавив: - Литературных!
Оба понимающе рассмеялись, чокнулись и выпили.
- Коллеги! – сказал я. – Какие бы новости вы не услышали завтра, не удивляйтесь. И не забывайте про Аргентину!
Дело было сделано. Кивнув им на прощание, я вышел через черный ход в темный переулок.
Как и обещал Мамалыгин, машина уже ждала…
В юности я прочитал в каком-то научно-популярном журнальчике статью без подписи (очевидно, переводную), положениями которой руководствовался в последующем на протяжении многих лет.
В статье говорилось о том, что в принципе нас окружает вечный хаос. Но через этот хаос периодически проносятся так называемые автохтонные вихри – особые волны, которые сообщают захваченным ими частицам совершенно новые свойства.
Я понял это так: если хочешь вырваться из повседневной серости и суеты, то постарайся не пропустить первый же автохтонный вихрь в своей судьбе, а уж там не теряйся.
Попасть в поток, который молнией перенес бы меня в другую, яркую, интересную, блистательную жизнь, я рассчитывал благодаря своим литературным способностям, кои нежданно проявились у меня после девятого класса.
Я стал, как говорится, пописывать, и уже к моменту окончания школы был автором десятка фантастических рассказов (неопубликованных), которые в глубине души считал гениальными.
Был соблазн сразу же ринуться в столицу и покорить ее стремительным наскоком. Но мне хватило ума понять, что там слишком много энергичных людей с острыми локтями, слишком много автохтонных вихрей, которые, сшибаясь, создают, по сути, всё тот же непреодолимый хаос.
Я решил обосноваться в достаточно крупном, но уютном и спокойном городе в надежде, что со временем он станет трамплином для моего дерзкого прыжка в восходящий поток.
Так я оказался в К., где легко поступил в инженерно-строительный институт. Осваивать строительную специальность я не собирался. Просто конкурс был здесь ниже, а я не хотел рисковать. Притом в городе имелись издательства и редакции, и я рассчитывал, что там меня примут с распростертыми объятьями, тут же издадут мои рассказы, а далее – признание, слава, поездки, выступления перед читателями, жизнь свободного и независимого художника…
Но оседлать удачу оказалось не так просто. Редакции журналов и газет дружно отвергли мои опусы, что, впрочем, не охладило моего пыла.
Вскоре я узнал, что при клубе железнодорожников работает семинар, который ведет маститый литературовед Мамалыгин Аркадий Андреевич. И будто бы он привечает именно начинающих фантастов.
Мамалыгин оказался любезным розовым старичком неопределенного возраста. Меня он встретил ласковой улыбкой и охотно зачислил в ряды семинаристов. Расспросил о том о сем, обещал прочитать мои рассказы, но просил не торопить.
Я быстро сделался активистом объединения, но Мамалыгин не спешил обсуждать мои творения. Он будто присматривался ко мне, то и дело кивая благообразной головой с пушистым венчиком седоватых волос и улыбаясь как родному внуку.
Никогда не забуду этот день – 16 мая. Только что закончилось очередное занятие. Мамалыгин попросил меня задержаться.
- Вот что, Вадим… - в своей мягкой манере произнес он, когда мы остались одни. – Давно собираюсь серьезно побеседовать с вами…
- Всегда готов! – по-пионерски бодро воскликнул я.
- Нет-нет. - Поморщившись, он сделал плавный жест тонкой с розовыми пальцами рукой. - В другом месте. Вот что... Поедем сейчас ко мне домой. Заодно и поужинаем.
Надежда вспыхнула ослепительно. Если мэтр приглашает ученика к себе домой... Значит, ему понравилось?! В воображении рисовалась глубокомысленная литературная беседа за письменным столом, лампа под зеленым абажуром...
Жил Мамалыгин в восемнадцатиэтажной башне на проспекте Космонавтов. (Кстати, благополучно здравствует он там и поныне).
Надо отдать должное: он угощал меня с таким непринужденным радушием, что я не испытывал ни малейшей неловкости.
