Мы – куклы, а судьба – наш кукольник забавный.
Иносказание? Нет, вывод жизни главный!
На сцене бытия играем – и уходим
В сундук небытия: таков конец бесславный.
Омар Хайям
История, о которой сейчас пойдет речь, случилась в те стародавние времена, когда по дорогам колесили бродячие артисты, зарабатывающие себе на жизнь путем демонстрации потешных кукольных представлений, где вместо обычной театральной сцены использовался специальный деревянный ящик под названием "вертеп". Одни вертепы – достаточно громоздкие, чтобы их поднимать – были сразу прикреплены к телегам и перемещались исключительно за счет лошадиной тяги, другие – имеющие гораздо меньшие размеры, а значит, и более легкие – переносились при помощи простых наплечных лямок; однако всех их объединяло изысканное резное обрамление с безумно сочной окраской, призванное привлекать внимание проходящих мимо зевак. Дескать, посмотрите, люди, какое красочное зрелище для вас сегодня приготовили!
То же относилось к куклам, чья одежка пестрила всеми цветами радуги, словно где-то поблизости гномы зарыли горшок с дорогими самоцветами, что было недалеко от истины, поскольку иногда темой представлений действительно становились несметные богатства, добытые низкорослыми тружениками в глубоких шахтах.
И то же относилось к самим артистам, тратящим львиную долю от выручки на броские костюмы, дабы не выглядеть жалкими оборванцами, которые без дела слоняются вдоль городских площадей с целью выклянчить у прохожих хотя бы пару медных монет или стянуть у зазевавшегося лавочника краюшку хлеба.
Как раз об одном из таких педантичных артистов – временами успешном, а порой не очень, но никогда не унывающем, чего бы ни уготовило провидение – и хотелось рассказать. Звали его Октавио Паскуаль, и был он третьим по счету сыном довольно зажиточного ростовщика, сумевшего загнать в долги почти всех жителей родного города. Учитывая господствующий тогда порядок – наделять наследством исключительно старшего отпрыска, Октавио еще в юном возрасте уяснил, что разжиться чем-то на дармовщинку вряд ли удастся, следовательно, нужно найти себе занятие по душе и проложить путь к достатку самостоятельно. Только вот вопрос: что избрать в качестве занятия, если ты на дух не переносишь давать деньги в долг, а другому тебя отец не научил? Тут у любого начнется паника, идущая в комплекте с озлобленностью на весь окружающий мир за царящую в нем несправедливость. Ведь логика подсказывала обратное. Куда честней стала бы дележка наследства поровну, дающая каждому отпрыску одинаковые шансы занять достойное положение в обществе.
Возможно, Октавио так и остался бы прислуживать старшему брату после смерти главы семейства, как это намеревались сделать остальные домочадцы, не подвернись ему однажды случай повстречать на рынке – куда он отправился по поручению матери за продуктами – весьма необычного старика, пытающегося скупить у торговца сладостями все леденцы на палочке. Первым в глаза бросился его наряд, состоящий из новеньких башмаков, полосатых чулок, шелковых бридж, просторной рубахи и бархатной жилетки. Вторая особенность незнакомца заключалась в манере держаться, что было свойственно лишь благородным слоям населения, отличающимся холодной надменностью.
– Послушай, любезный, – монотонно твердил старик, пересчитывая монеты, лежащие у него на ладони, – тебе не мешает осчастливить меня скидкой, коль я подчистую опустошаю закрома твоей крохотной лавочки.
– Вовсе она не крохотная, – продолжал упрямиться торговец, косясь то на леденцы, которые могли вот-вот начать таять, то на монеты, которые могли с легкостью перекочевать ему в карман.
– Ну, прости! Пусть будет большой! Тем не менее вынужден настаивать, чтобы ты скостил мне хотя бы четверть от заявленной суммы, иначе так недолго и без штанов остаться. Что прикажешь потом делать?
– Ладно, черт с вами! Четверть, пожалуй, скощу. Все равно они скоро превратятся в сплошную однородную массу. Жара-то стоит какая, аж на пот пробивает!
– Мудрое решение. Побольше бы водилось на свете таких щедрых людей. Глядишь, и мир заиграл бы свежими красками, избавившись, наконец, от своей скучной серости, портящей многим настроение.
– К чему вы клоните?
– Ровным счетом ни к чему. Просто озвучиваю мысли вслух. Разве это запрещено?
– Нет. Забирайте товар, расплачивайтесь и проваливайте отсюда подобру-поздорову. Нам здесь еще философов не хватало, от них одни лишь неприятности!
– Премного благодарен. Уже ухожу. Но напоследок хочу пригласить тебя посетить мое завтрашнее представление. Скажи, как ты относишься к куклам?
– Никак! Потому что я давно вышел из возраста, чтобы ими забавляться.
– Очень зря. Ведь речь идет о вертепе, стоящем на площади прямо за фонтаном.
– Ладно, черт с вами! Так уж и быть, приду поглазеть на ваше представление, – сдался торговец, понимая, что иначе отвязаться от назойливого покупателя вряд ли удастся.
– Отлично! С нетерпением буду ждать твоего прихода. Впрочем, это касается и остальных, – взгляд старика пробежался по лицам людей, что околачивались возле соседних лавок, пока не остановился на четырнадцатилетнем подростке, вынудив того раскрыть в изумлении рот. – Обязательно приходите, друзья! Не то пропустите много чего интересного!
Разумеется, четырнадцатилетним подростком оказался Октавио. А разинул он в изумлении рот от того, что ему пришла на ум замечательная идея попробовать набиться к этому умному и воспитанному человеку в ученики. В любом случае, даже если артистический талант не раскроется, при нем запросто можно было остаться помощником и впоследствии сколотить собственную труппу.
– Извините, сеньор! – услышал старик, когда лавка торговца сладостями скрылась из виду. – Неужели вы в столь преклонном возрасте по-прежнему обожаете леденцы?
– Минутку, – сорвалось с искривленных губ, тем самым заставив малолетнего наглеца, относящегося неуважительно к старшим, тотчас залиться краской стыда. – Сперва поздоровайся, затем представься, а уж потом задавай вопросы.
– Здравствуйте, сеньор, – прозвучало в ответ дрожащим голосом.
– Привет, – кивнул головой старик, сменив строгость на радушие.
– Меня зовут Октавио, и я сын местного ростовщика.
– Так-то лучше, юноша. Можешь называть меня дядюшкой Пио. Или кукольником Пио. Разницы нет. Выбирай любое прозвище.
– Пожалуй, остановлюсь на "дядюшке".
– Хорошо. "Дядюшка" мне самому больше нравится. Кстати, знаешь, кто такие кукольники?
– Да, знаю!
– Отлично! Тогда приходи завтра днем на площадь. Специально для тебя я придумаю забавную пьесу с участием куклы-чертенка. Она попала в вертеп совсем недавно, поэтому еще не успела порадовать публику своими смешными рожками.
