– А я думала, что ты супергерой…
Она улыбалась, а может просто щурилась на солнце.
– Неужели для мужчины, который так бесстрашно знакомится с утренними русалками, это непосильная задача? – разочарованно добавила она, надув губы и насупив тщательно нарисованные брови.
Он вдруг почувствовал, как в груди забилось сердце гулко и часто, к лицу прихлынула кровь. Дышать стало сложно, и голова отяжелела, превратившись в налитый свинцом шар. И только в висках, будто дятел выстукивал марш, пульсировала жилка.
Он подошел к краю обрыва. Перед глазами стояла сплошная синева: светло-синее небо, освещенное солнцем, сливалось с более темной лазурной синью моря. Вода спокойно плескалась где-то далеко внизу, и звук прибоя был не слышен.
Такое уже случалось с ним один раз. Ромке было тогда лет десять. Он уже не первое лето проводил у бабушки в поселке и знал многих местных ребят, с которыми гонял на велосипедах, играл в футбол, в казаков-разбойников и московские прятки.
Однажды в поселке появилась новенькая, видимо, она тоже приехала из города на каникулы. Ромка увидел ее, когда красно-белые банты замелькали сквозь штакетник бабушкиного забора. Девочка ехала на велосипеде. Два хвостика светлых волос торчали в разные стороны перевязанные один красным, другой белым бантами. Это было необычно – девчонки из поселка не пользовались бантами, не плели косы и в основном имели короткие стрижки.
Ромка не успел осознать, как очутился верхом на велосипеде и погнал в ту сторону, куда укатила новенькая. Стараясь оставаться в отдалении, чтобы не вызывать подозрений, он налегал на педали, когда разноцветные банты скрывались за очередным поворотом. Но больше всего Ромка боялся, что эти банты вдруг скроются и исчезнут навсегда так же внезапно, как появилась.
Так они кружили по улицам поселка, пока вдруг она не свернула на тихую улицу, поросшую густыми кустами акаций вдоль забора. Ромка поднажал на педали, но, когда доехал до поворота, сердце его чуть не оборвалось – на улице никого не было. На какое-то мгновение он застыл на повороте, не веря ещё, что упустил чудное видение. Но тут из-за куста акации появились сначала банты, а затем и девочка, очутившись в полуметре от него.
– Ты зачем следишь за мной?
Оправившись от неожиданности, он ответил:
– С чего взяла? Не слежу я за тобой – просто катаюсь.
– Врешь!
– Ничего я не вру!
– Да не бойся ты. Я давно засекла, что ты за мной едешь. Мне даже интересно было. А то одной кататься скучно. Меня Ева зовут. А тебя?
– Рома… А что, вправду Ева?
– Правда. У меня бабушка, папина мама, настоящая полячка. Ты, наверное, из Питера?
– Да.
– А я из Москвы. Первый раз приехала. Тут мамина тетя живет. Я – у нее.
– А я третий год здесь летом живу. У бабушки.
– Давай в пятнашки на великах!
– Давай!
– Догоняй!
Местные девчонки ходили в мешковатых платьях из сельпо. А на Еве были джинсы-стретч с вышивкой и футболка. Волосы, собранные в два хвостика, торчали вверх и рассыпались вниз словно два пшеничных фонтана. Один почему-то оказался выше другого, и эта асимметрия, напомнившая Ромке про Пеппи Длинныйчулок, вызвала необычное, но приятное покалывание в животе.
И замелькали спицы. Ромка с Евой гонялись друг за другом. Иногда останавливались, и она расспрашивала его о поселке и обо всем, что встречалось им на пути. Ромка чувствовал какую-то неведомую ему доселе щенячью радость от ее вопросов, от погони, от такой близости ее пшеничных хвостиков.
Ева выехала из поселка и мчалась через перелесок по дороге, уходящей к речке. Она здорово ездила на веле. В поселке, на поворотах, она притормаживала, а Ромка закладывал вираж, не сбавляя скорость, и догонял ее. Но на прямой, как ни старался, не мог нагнать.
Она неожиданно затормозила в том месте, где река делала поворот и на высоком берегу на ветке старой сосны была подвешена тарзанка – веревка с привязанной к ней палкой. Держась за палку и раскачиваясь как на качелях, можно было, отпустив руки в нужный момент, прыгнуть в реку. Лететь было довольно высоко метров пять, а то и больше. Старшие мальчишки делали в полете сальто и кувырки. Ребята помладше просто прыгали ногами вниз. Вот и сейчас ватага из пяти-шести мальчишек развлекалась прыжками с тарзанки.
– Здорово как! Смотри, как полетел! – сказала Ева Ромке, когда тот, догнав ее, тоже затормозил.
Ромка промолчал.
– А ты можешь так?
– Неужели боишься? – добавила она, заметив замешательство на Ромкином лице.
– Эх, ты герой – портки с дырой. А я думала, что ты супермен? – и она сморщила свой прямой, чуть вздернутый носик, который украшали несколько едва заметных веснушек.
Тарзанка еще с первого лета безнадежно манила и одновременно до спазма в животе пугала Ромку. Не раз, ворочаясь в кровати перед сном, он представлял себе, как раскачивается на тарзанке, вися вниз головой, зажав палку под коленками. А потом в самой дальней точке отпускает палку и летит в воду, совершая умопомрачительные пируэты.
Он старался под разными предлогами уклоняться от походов с ребятами на тарзанку и, как ему казалось, успешно скрывать свой страх. Но, видимо, он заблуждался.
– Ему слабо. Кишка тонка, – выдал приговор вихрастый пацан, дожидавшийся своей очереди на прыжок.
Ромка посмотрел на Еву, увидел, как сузились в презрительном прищуре ее глаза, и именно в тот момент он ощутил то же, что и сейчас, стоя на краю скалы…
Он вдруг ясно, будто в замедленной съемке увидел, как его тело подлетает вверх складывается пополам, так что кончики пальцев касаются лодыжек. Все мускулы напряжены и рельефно очерчены, как в учебнике анатомии. Несколько сальто вперед, затем тело, выстрелив как пружина, распрямляется и стрелой вонзается в поверхность моря. Рома сделал неосознанный шаг вперед на ватных ногах и полетел вниз.
Кажется, она кричала:
– Дуу-ра-а-а-ак…
***
Он понял, что хочет открыть глаза, но почему-то не знает, как это сделать. Через мгновение легкое дуновение ветра коснулось его лица, пробежало к вискам, и он вдруг осознал, как нужно разлепить ресницы и поднять веки.
В глаза ударил непривычно зеленый свет. Сначала кроме этого света он не увидел больше ничего, но потом, как на фотобумаге, опущенной в ванночку с проявителем, начало проступать изображение.
Видимо, он лежал на спине. Перед ним стояла молодая женщина: на голове ее красовалась замысловатая конструкция, сооруженная из черных как смоль волос с вплетенными в них различными предметами, так что прическа вверх и в стороны по объему была гораздо больше головы. Стройное тело облегало то ли в платье, то ли в комбинезон из прозрачной, больше всего похожей на полиэтилен ткани.
Наверное, женщина неплохо смотрелась бы в подобном прозрачном платье, так как, несомненно, обладала прекрасной фигурой, но различные детали вроде рюшечек и воланов, беспорядочно налепленных на талии, коленях, икрах делали этот наряд смешным и нелепым.
