Море, синее море,
Тёплая ласка чарующих вод.
Белым барашком тихие воды
Водят по морю свой хоровод.
Даль голубая с рассветом прекрасна
И будто лазурью опылена.
На фоне красивого неба, как в сказке,
Выходит Ярило, свет наш и краса.
Волны заблещут, забрызжут цветами,
Словно волшебник рассыпал брильянт.
И ты понимаешь, глядя на море,
Какой у природы великий талант.
Любовь, о боже, что это такое?
Наверно, это чувство знаю я.
Она нам ночью не даёт покоя
И лепит, как из теста, чудака.
Быть может, и не чудака, а человека,
Который потерял покой и сон.
И, несмотря на темпы атомного века,
Ты, как Ромео, в девушку влюблён.
А та девчонка с непонятными глазами…
Смеётся Бог как будто над тобой.
Её ты сердце хочешь тронуть жаркими словами,
Она же рот твой закрывает нежною рукой.
Ты негодуешь, мысленно подозреваешь,
Не зная, как же быть с девчонкою такой.
В своих мечтах её ты нежно обнимаешь,
А наяву боишься до неё дотронуться рукой.
Война! Как много горя в этом слове,
В нём всё разруха, голод, смерть.
Она несёт народам мира
Всё то, чему мы заявляем «Нет!».
Нет войнам, нет огню, пожарам,
Расстрелам, крови скажем «нет».
Нет места на земле земного шара
Фашизму, смерти «Нет! Нет! Нет!».
Фашисты! Вон с земли чилийской!
Вы не нужны народу своему.
Верните миру патриотов, коммунистов,
Чьи жизни вы предали незаконному суду.
Мы миру скажем:
«Нет фашизму в Чили!»
И в знак согласья миллионы человек,
Сжав в кулаки мозолистую руку,
Воскликнут хором: «Нет! Нет! Нет!»
Люди! Что такое война и чем она так страшна?
Ведь как прекрасна земля.
Так почему же скорбит она?
Посмотрите на чёрный пепел Хатыни.
Кровью людей пахнет она и поныне,
Красною кровью детей и сестёр.
О, человечество, это позор.
Сколько, Освенцим, Маутхаузен, Майданек,
Ты уничтожил людей?
Сколько сгорело в топках Дарници и Саласпилса
Ни в чём не повинных детей?
А сколько безвестных героев
Уничтожил ты, Бабий Яр?
А сколько грудных детишек,
Сызицкий лагерь, ты закопал?
Люди, представьте концлагерь:
Проволока, вышки, штыки,
Крематория чёрные трубы,
Часовых глухие шаги.
Словно вода из крана, стучат
Они в ушах.
Ноет рваная рана,
И в сердце томится страх.
Слышите, люди, войну?
Бетона сырые стены,
Шаги рвут тишину,
Надежды нет выйти из плена.
Так, так, так,
Часовой не ускоряет шаг.
Так, так, так,
Ходят эсэсовцы, мерно чеканя шаг.
Проволока, бетон и колючая проволока,
За нею не видно ни облака.
Чёрный дым крематория.
Ты запомни всё это, История.
Бам! Бам! Бам!
Это смерть зовёт там.
Люди в шеренги становятся.
Эй! Кто там молится?!
Зубы крепче сожми,
Ты ведь русский, молчи, молчи.
Нас миллионы, всех не убьёшь,
Каждого в топке огнём не сожжёшь.
Нас и в Гражданскую в топках сжигали,
Нам интервенты глотки свинцом заливали.
Но даже с глоткою, полной свинца,
Люди кричали: «Да здравствует революция!»
Так неужели славу отцов не продолжим!
Так неужели мы перед фашистскою сволочью дрогнем!
Нет, крепче зубы сожми
И правую ненависть в сердце копи.
Пусть крюк вырвал ребро.
Пусть в глотке пересохло давно.
Пусть за глоток воды
Ты не пожалел бы жизни. Но ты молчи.
Злоба святая кипит в сердцах,
Вас, фашисты, она превратит в прах.
Вы, детей сжигающие,
Вы, раненых добивающие,
Миллионы людей убивающие,
Слушайте этот набат.
Это не очередь дал автомат.
Это в крови задыхается,
Пламенем гнева занимается
Вся Земля.
Кровью её не потушить в века.
Злобы людской не залить,
Пламя ненависти не потушить.
Что, стая волков голодная,
Видишь, встаёт сила народная.
Ваша погибель встаёт, поднимается,
Пламенем, гневом занимается
Великий Народ.
Что, испугались, сволочи!
Это не факелы в фашистские ночи,
Это у вас под ногами горит земля,
Это Народ рабские рвёт кандала.
Всё это теперь лишь в камне.
В квадратах бетонных плит.
Живою историей стали
Бронза и гордый гранит.
Люди! Запомните это.
Пусть совесть вам будет судья.
Мирной должна быть планета,
Ужас войны повторять нельзя.
Конечно, всё я не соберу и не вспомню, почти все записи потеряны. Да это, может быть, и к лучшему – память удержала всё настоящее, главное.
Почему я могу разделять стихи на старые и новые? Чертой между ними стоит 8 июля 1975 года. Это день, когда я ближе подошёл к армии, когда я сделал ещё один шаг к этой встрече, переступив порог военного училища.
