Мои надежды на то, что кто-то там наверху сжалится надо мной и прекратит этот многодневный ливень, покинули меня ещё утром. О том, чтобы найти хоть одну сухую спичку и закурить, не было и речи. Спичками проблемы не ограничивались. Нащупав в кармане своего промокшего насквозь бушлата полупустую пачку папирос, я с обреченностью обнаружил, что она превратилась в дурно пахнущий мокрый комок. «Пусть это будет последняя и самая большая неприятность на сегодня»
Выглянув из-за угла и проводив взглядом военный патруль, я небольшими перебежками стал передвигаться от одной подворотни к другой, всё ближе и ближе передвигаясь к вокзалу. Из города надо было исчезнуть именно сегодня, иначе военная комендатура всенепременно дотянется как до меня, так и до моего, хоть и мокрого насквозь, но новенького бушлата. Для середины лета вид мой в нем был довольно нелепый, но я совершенно не думал об этом, мне необходимо было быстро принять совершенно другой образ, и то, что этот другой образ стал нелепым, меня, скорее, забавляло. Так что я ни разу ещё не пожалел, что купил его на рынке ещё пару дней назад на последние деньги. К тому же я собирался в Петербург, где услуги теплой верхней одежды могут понадобиться в любую минуту. Несмотря на поздний вечер, Будапешт бурлил. Судя по новостным заголовкам газет, война должна была начаться со дня на день. Не смотря на все наши старания, принца Франца Фердинанда убили. Теперь Россию втянут в войну, а карта Европы в очередной раз изменится вместе с правящими царствующими семьями.
Немецкие военные патрули были буквально на каждом углу. Мне надо было успеть добраться сначала на поезд, а потом и до России до официального объявления войны. Как выяснилось, шпион из меня оказался не очень, раз я позволил провалиться нашей явочной квартире в Вене, из которой мне пришлось уносить ноги с тем, что поместилось в карманы, но кое-какими навыками я успел овладеть. Для начала надо было добыть билет. Самый простой способ быть посаженным в камеру для допросов, это просто пойти в кассу вокзала и по поддельному паспорту попытаться купить билет до Санкт-Петербурга на деньги, которых у меня не было, и по пути до кассы пару раз просто попасться на глаза патрулю. Желания получать удары по лицу и лишаться зубов в камере у меня не было.
Спрятавшись под крышей подъезда с видом на единственную улицу, ведущую к вокзалу, я стал дожидаться своего шанса. Дождь понемногу утих, по крайней мере, на лужах перестали рождаться маленькие планеты в виде пузырей, и дробь капель уже не звучала так угрожающе. Где-то вдали за городом слышались раскаты грома и редкие всполохи молний. «Возможно, совсем скоро, эти вспышки будут не природного происхождения» промелькнула мысль, но я постарался отогнать её, пытаясь сосредоточено вглядываться в одиноких прохожих, дожидаясь своей возможности попасть на поезд.
Время шло, безжалостно отсчитывая минуты до отправления моего спасительного поезда. Карманные часы подсказывали мне, что уже около десяти вечера и у меня осталось каких- то жалких двадцать минут. Я уже готов был впасть в отчаяние, как заметил быстро семенящего прохожего с нелепым чемоданом в руке. Он был примерно моего роста, но более худощав, а наличие круглых очков на глазах подсказало мне, что проблем с ним не будет, так как, скорее всего, это учитель или врач.
– Простите, можно вас на минутку! – громко окликнул его я, не выходя из под козырька подъезда.
– Вы мне? – Мужчина замедлил шаг, но не остановился, – Я очень спешу, у меня поезд через 10 минут.
– Вы же врач? – Мужчина ещё больше замедлил шаг. – «Да, он врач, иначе бы мотнул головой и ушел бы не оглядываясь» – Помогите, у меня тут… – я умышленно не окончил фразу, давая, его воображению самому нарисовать картину происходящего, а его профессиональному любопытству потянуть пытливый ум ко мне.
Резким ударом по сонной артерии я мгновенно лишил его сознания и, подхватив оседающее тело, затащил в подъезд. Чемодан так и остался стоять на улице, возиться с ним не было ни желания, ни времени, а вот в карманах нашлись очень ценные для меня в данный момент вещи: паспорт на имя Генриха Кляйна и немного наличных, которых мне с лихвой хватит до пункта назначения, но что самое главное – это билет до Варшавы, где мне предстояло сделать пересадку до Петербурга. По счастливому совпадению, а возможно и божественному провидению, мы с ним были очень похожи. Он, так же как и я, недавно отпустил небольшую растительность на лице, так что я вполне мог сойти и за Генриха Кляйна, если немного ссутулюсь и уберу наглый вид со своего лица. Очки я решил не надевать, но на случай проверки прибрал их в карман. Мои глаза несколько минут смогут выдержать атаку их диоптрий, но не более.
Дело осталось за малым: надеяться на то, что в ближайший час доктор Кляйн не очнется, и благополучно пробраться в восьмой вагон согласно билету всё того же несчастного доктора Генриха Кляйна. С первым пунктом всё было предельно ясно, минут тридцать мне гарантировано, а дальше всё зависит от организма доктора: как быстро он очнется и как быстро он сможет вызвать полицию или военных. Со вторым пунктом было гораздо сложнее, это я понял, только войдя в здание вокзала. Всё огромное помещение было наполнено военными всех мастей и родов войск. Мой гражданский внешний вид, да ещё не по-летнему сезону, привлекал к себе больше внимания, чем если бы я стоял просто голый. Паровоз уже стоял на первом перроне, шипя и пыхтя, готовый тронуться прямо сейчас. До отправления оставалось минут пять. Как назло, по перрону сновали патрули в военной форме, патрули в гражданской форме, полицейские, коменданты и прочие сотрудники спецслужб, любящие вылезать из своих подвалов накануне любых больших военных дел.
Спрятавшись в тени одной из колонн, подпирающей купол вокзала, я стал ждать отправления поезда. Наконец паровоз спустил пар, колеса пробуксовали по рельсам, и состав тронулся, вначале еле заметно, словно стесняясь своей неуклюжести и нелепости, но потом всё более осознавая себя могучей железной машиной, самой сильной в мире, паровоз, сверкая окнами вагонов, убегал от меня в ночь. «Ну что же, пора!»
Выбежав на перрон, я кинулся вслед составу, услышав позади себя свисток, я только ускорил свой бег. Метров через пятьдесят, уже в самом конце перрона, я сумел схватиться за поручни последнего вагона и вскочил на ступень. Вагоновожатый с ехидной улыбкой помахал рукой бежавшим за мной солдатам, глянув на мой билет, жестом пригласил меня внутрь вагона.
