– Получается, я Шольта выгодно женил? – усмехнулся полковник Новак. – Откроешь второе кафе, потом третье, потом седьмое, десятое – и уже миллионерша.
– Какое там седьмое! – отмахнулась Ханна. – Не собиралась я ничего открывать, это мне в Фонде женщин-предпринимательниц «Слабый пол – сильный бизнес» помещение предложили. Без арендной платы. На три года. Недавно парламент принял ряд поправок к законам и льготный налоговый статус расширили. Если у меня будет два кафетерия и штат больше десяти сотрудников, получу приличный налоговый вычет. В Фонде меня умоляли это помещение взять, мы с Шольтом три раза ездили, смотрели, прежде чем дать согласие. Место очень и очень сомнительное – в плане выгоды. Там когда-то была благотворительная столовая, потом закрылась – после введения адресных продуктовых наборов. Открылась льготная аптека. Проработала пять лет, закрылась, когда все аптеки города начали выдавать лекарства по социальным рецептам. Дом попытались приспособить под офис, но он слишком маленький. Тогда Фонд решил его сдать в аренду по прямому назначению. Система вытяжек рабочая, после косметического ремонта помещение будет соответствовать всем санитарным нормам.
– Ну и хорошо, – сказал Новак. – Без арендной платы, без скверной репутации – там же не притон раньше был, чтобы заходить боялись. Раскрутишься потихоньку.
– Не притон, факт. Но благотворительная столовая в этом отношении ничем не лучше – тот, кто помнит, за версту обходить будет, – вздохнула Ханна. – И еще один минус. Вокруг частные дома. Это не наш контингент, да и плотность населения маленькая. В двух кварталах банк, макаронная фабрика, цепочка мелких контор. Будут ли они доходить до кафетерия? На фабрике столовая. В банк привозят готовые обеды, в холле стоят кофейные автоматы. Неподалеку автомойка, ниже, если пройти по переулку к реке, корпус госпиталя МЧС. В общем, окружение не вдохновляет.
– Переулок там какой? Название? Вечно путаю… Насыпной или Линейный?
– Насыпной.
– Он более оживленный. За госпиталем маленький пляж. Будут по дороге к реке пирожки покупать.
Ханна пожала плечами:
– Сомневаюсь, что это принесет стабильный доход. Но я уже подписала договор, помещение ремонтируют. За весну-лето пойму, светит ли мне какая-то выгода. Может быть, уйду ощипанной, с убытками.
– Из госпиталя тоже ходить будут.
– Думаете, будут? Там же столовая. И разгуливать никто не позволяет.
– Это реабилитационное отделение. Выздоравливающему каши мало, пирожками закусить – в самый раз, – ободрил Новак. – Вот, Матеаш тебе подтвердит. Матеаш, подтверди.
Глава городских огнеборцев, перешагнувший через порог, ответил на рукопожатие Новака, вник в тему разговора и согласился:
– Да, там выйти-войти можно, режим не строгий. У меня и здоровые и больные едят хорошо. За вашими пирожками народ потянется.
Следом за главой огнеборцев в кафетерий вошел оборотень в темно-синей форме с капитанскими погонами и ребенком на руках. Ханна сразу же отметила, как изменилась атмосфера. Волки напряглись, приготовились сцепиться с чужаком – даже Новак не удержался от гримасы. Симпатяга-рысь осмотрел псовых прищуренными зелеными глазами, уселся за столик, не спуская ребенка с рук. Рысенок – лет трех, не старше – недовольно вертел головой в вязаной шапочке, смешно помахивая декоративными ушками. Рысь поправил вязаное ухо, придержал яркий желтый сапожок, чтобы мальчишка не пинал столик, и перевел взгляд на Матеаша.
– У меня остались вопросы, которые я хочу задать в неформальной обстановке, – проворчал тот. – Ты переезжаешь в Ключевые Воды, потому что врачи порекомендовали сменить климат для здоровья ребенка. Почему не к морю? У нас совсем не здравница. Летом пыль-жара, река качеством воды не блещет.
– Здесь есть семейный детский сад, который держит пара рысей, – капитан ответил спокойно и звучно. – У них хорошие рекомендации, мне их посоветовали в яслях, куда Братислав ходил в Хвойно-Морозненске. Я с ними несколько раз созванивался, нас готовы принять. Там можно оставить ребенка с ночевкой. Ни в Новозарянске, ни в Лисогорске – в тех местах, куда еще предлагали оформить перевод – не было ничего похожего.
– Почему ты не состоишь в браке? Где мать ребенка?
– Она с нами не живет, – так же спокойно сообщил рысь. – Она одиночка. Древесная барса. Ей некомфортно в супружеских отношениях, она не захотела обременять себя формальностями.
– Эк тебя угораздило, – покачал головой Матеаш. – Древесная барса. Слышал я про них…
И посетители кафетерия, и Ёжи со Снежкой притихли, внимательно улавливая каждое слово разговора. Маленький брысь почувствовал взгляды, заерзал на коленях отца, издал недовольный звук, похожий на скрип. Ханна спохватилась – «ведем себя как свиньи, честное слово!» – встала и подошла к собеседникам.
– У нас есть детский столик, – сообщила она. – Всего один, для моей дочери и ее приятелей. Вот, посмотрите – там удобные детские стулья. Если хотите, вашему сыну принесут молочный коктейль и творожный рулет. Никаких химических добавок, все натуральное.
Рысь и брысенок проследили за ее рукой. Ханна указала на маленький стол, за которым Катарина обычно заседала с двойняшками Мохито. В хорошую погоду детей было не утащить с веранды – встречались нечасто, начинали лопотать о чем-то своем на лисье-медвежьем наречии, обрывать искусственную зелень и возводить баррикады из табуретов. Зимой Ханна их из кафетерия не выпускала и обустроила крохотный уголок, из которого вечно приходилось выгонять спецназовцев – усаживались на столик, а по детским стульчикам раскладывали оружие. Как будто не было другого места!
– Спасибо, – рысь одарил ее солнечной улыбкой. – Брайко не будет есть, если я сам его не покормлю. Ему здесь непривычно. Может быть, позже, когда я закончу разговор.
Ханна мысленно выругала себя – у мелкого наверняка стресс от переезда, от обилия новых впечатлений. У любого будет стресс, а если у котенка мать – древесная барса, то странно, что он еще не бьется в истерике. Вероятно, врожденная рысья общительность уравновешивает букет фобий, присущий дарсам.
Возле столика нарисовалась Снежка – не выдержала, видно было, что изнывала от любопытства. И как ее ругать? Коты везде редкость, и на севере, и на юге – кроме ХМАО, Хвойно-Морозной Автономной Области. Когда-то, перед Первой Зимней Олимпиадой-80, было решено сформировать пять команд: лисы, люди, коты, медведи и волки. Пять колец, пять команд – не ради побед, ради взаимного узнавания, переплетения традиций и любования красивыми зрелищами. Ханна читала, что затея чуть не провалилась – команда рысей и снежных барсов отказывалась выступать на одних стадионах с волками. Извечное: «как кошка с собакой». С медведями и лисами рыси общались, с людьми поддерживали нормальные деловые отношения. Достижения и блага цивилизации добрались до таежных городков, рыси учились, работали, но не удалялись от постоянного ареала обитания. И не пускали к себе волков. О древесных барсах Ханна не знала почти ничего. Кроме того, что они вымирали, отказываясь жить в поселениях, коротали век на таежных заимках – коты отдельно, кошки отдельно – и с неохотой отдавали детей в государственные интернаты, хотя там работали лучшие воспитатели и психологи страны. На уговоры соцработников дарсам было глубоко плевать, общество себе подобных они терпели только для спаривания, а людей продолжали считать добычей – без оглядки на изменившиеся законы.
